Предполагаемая победа России над коллективным Западом в прокси-войне на Украине

{"document": [{"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"caption": "Фото из интернета", "presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "foto_1708448628881.jpg", "filesize": 75911, "height": 545, "pic_id": 826021, "url": "/files/article_image/2024/02/20/foto_1708448628881.jpeg", "width": 940}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Предполагаемая победа России над коллективным Западом в прокси-войне на Украине откроет первую перспективу потенциального исторического исхода из пределов либерализма"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Шон Митчелл"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Перспективная победа России над объединенными силами НАТО, действующими через и за прикрытием преимущественно украинской крови, надеюсь, по крайней мере, положит начало процессу, в результате которого Запад в конце концов излечится от своего однополярного, гегемонистского высокомерия. В то время как для прогресса мира в целом крайне важно, чтобы цивилизационно англосаксонский коллективный Запад заменил свою заявку на неолиберальную гегемонию геополитическим смирением, для Британии особенно актуально искать примирения с Россией. Более того, именно сейчас для всего мира имеет глубокое, историософское значение восстановление традиционных интеллектуальных отношений Англии с Россией, которые сопровождали ее долгую историю товарообмена с этой страной на другом конце европейского континента, которая, как выразился Уинстон Черчилль, «в Европе, но не из нее»."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Для истоков нынешнего глобализированного англосаксонского либерализма исторически важно восстановить самые первые меркантильно-дипломатические международные отношения, которые Англия установила после своего появления в XVI веке в качестве нации, определяемой протестантской свободной торговой исключительностью, поскольку именно эта ранее незначительная нация на мировой арене впоследствии создала самую большую империю в истории, и именно от нее высокомерие нынешнего англосаксонского коллективного Запада берет свои универсальные привилегии. Основа мифа об английской протестантской глобалистской исключительности была выкована в белом огне пушек, победивших католического гегемона - испанскую Армаду, и хотя Дрейк, Говард и построенные расой галеоны по праву занимают свое почетное место в этой исторической памяти, почти полностью упускается из виду, что стратегически важная доля древесины и смолы, из которых были построены эти победоносные английские корабли, поступила из России."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Но гораздо важнее, чем обмен товарами, то, что ранняя современная Московия вступила в первые существенные отношения с западноевропейской современностью благодаря случайной встрече с Англией XVI века и провела следующие полтысячелетия, метаболизируя эту современность в свои собственные самобытные национальные традиции. Теперь этот долгий и мучительный исторический процесс завершен, и настало время для влияния в другом направлении: плоды этого наследия - потенциальная философско-духовная сокровищница для всего мира, но они имеют особое историческое значение для страны, которая «пробудила» Московию от ее «догматической дремоты» к полутысячелетнему диалектическому взаимодействию с либеральной современностью, и даже более конкретно для ее столицы - Лондона."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Подозреваю, что для нерусских людей будет некоторым сюрпризом узнать, что самый первый коммерческий крестовый поход протолиберальной, рациональной, протестантской Англии, бросившей вызов римско-католической глобалистской гегемонии Испании и Португалии посредством торговых отношений по голубым водам, был связан с Россией. Хотя верно, что это был скорее результат случайности, чем замысла, когда Джон Кабот убедил вдохновленного евангелизмом Эдуарда VI и озабоченных коммерцией протестантских жителей Лондона начать первую торговую экспедицию религиозно реформированной Англии, которая в 1553 году проплыла по Темзе мимо бывшего королевского дворца Тюдоров в Гринвиче, чтобы принять грандиозный поздравительный салют поддержки со стороны двора, а затем отправилась вокруг Северного мыса, чтобы найти легендарный Северо-Восточный проход к богатствам Индии и тем самым обойти португальский контроль над установленными торговыми путями, она оказалась не менее значимой для последующей истории благодаря своему непреднамеренному происхождению."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Затерявшись в дебрях льдин Белого моря, которые, как не знал командир флотилии из трех кораблей сэр Хью Уиллоуби, исключали возможность морского Северо-Восточного прохода в Индию, два экипажа кораблей погибли. Однако третий корабль под командованием капитана Ричарда Ченслера, получивший соответствующее название «Эдуард Бонавентура» (учитывая, что какие бы более прозаические коммерческие императивы ни побуждали лондонских купцов финансировать эту экспедицию, для Эдуарда VI и ключевых членов его двора это путешествие стало первым плаванием протестантского крестового похода Англии, бросившего вызов католическому господству в открытом море), совершил вынужденную посадку в устье Двины и, отправившись в Москву и встретившись с царем Иваном IV (Иваном Грозным), получил первое в Англии соглашение о свободной торговле."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Место, где капитан Ченселлор установил свой неожиданный первый контакт, впоследствии стало эксклюзивными воротами для лондонской компании «Мускови», созданной в 1554 году для поддержания уникально тесных (по сравнению с любой другой европейской страной) англо-русских отношений в течение следующих ста лет в качестве порта под названием Архангел. Рядом со старым зданием Управления лондонского порта (ныне отель Four Seasons) находится забытое напоминание об этих событиях в виде Мусковой улицы, где располагалась компания и останавливались русские послы XVI века. Однако показательно, что эта история игнорировалась в течение многих лет (и почти полностью игнорируется сейчас, когда политический класс коллективного Запада хочет полностью отменить роль России в европейской истории), то, что Лондонская энциклопедия до сих пор повторяет ошибку, что эта улица названа в честь Петра Великого, который часто посещал паб на Грейт-Тауэр-стрит во время своих неоднократных визитов в лондонский Тауэр, игнорируя тот факт, что англо-русские отношения зародились гораздо раньше, чем пребывание царя в Лондоне в рамках его ознакомительной миссии по изучению западноевропейской современности во время Великого посольства 1697-8 годов."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Англо-русские отношения способствовали развитию Английской глобальной торговой современности, поскольку Мусковитская компания, созданная для того, чтобы воспользоваться предложением царя Ивана IV о свободной торговле, стала первым в Англии акционерным обществом торговцев-авантюристов и, таким образом, моделью для более поздних компаний, таких как Виргинская и Ист-Индская компании, которые впоследствии создали глобализированную торговую империю Британии на голубой воде. Но для России XVI века это было, если воспользоваться самой известной метафорой в русской литературе, придуманной Пушкиным для описания влияния на Россию решимости Петра Великого стать европейской державой, первым настоящим «окном на Запад», которому не мешали враждебные державы - Польша и Швеция, контролировавшие выход России к Балтике. По словам известного лондонского русского литературного критика-эмигранта XX века Д. С. Мирского, установление капитаном Ченслером связи с Москвой через Северный мыс имело важное коммерческое значение в истории Англии. Еще большее значение она имела для России, как важнейшая причина великой торговой революции, превратившей средневековую и феодальную Россию в меркантильную монархию царей."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Это утверждение взято из предисловия Мирского к тексту небольшой книги, написанной не менее известной фигурой, чем «второй величайший поэт английского языка» Джон Мильтон. Опять же, из-за того, что этой истории в целом уделялось так мало внимания, я подозреваю, что для нерусских людей будет большим сюрпризом, что трибун радикальной религиозной свободы пуританского протестантства, написавший эту небольшую книгу в то же десятилетие, когда он временно оставил поэзию, чтобы стать мощным защитником Английской революции, кульминацией которой стало его назначение «секретарем иностранных языков» Оливера Кромвеля, чьей задачей было убедить (некоторые сказали бы - пропагандировать) остальную Европу в том, что первая в истории Европы судебная казнь короля новой Английской республикой необходима для успеха свободы, был также активным сторонником англо-русских отношений через сто лет после их установления."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Пропаганда Милтоном англо-русских отношений становится еще более необычной, если мы рассмотрим его отношение к России. Несмотря на то, что радикальная либеральная политика и рационалистическое, евангелическо-реформаторское религиозное мировоззрение Милтона были противоположностью политически автократической и религиозно-ритуальной, ориентированной на образ России, он превозносит англо-русские отношения как великую возможность для обучения, о которой он хочет повысить осведомленность англичан, и осуждает своих либеральных соотечественников, рассматривающих их исключительно с точки зрения корыстных коммерческих возможностей, которые они предоставляют:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Открытие России через Северный океан, сделанное первыми из всех известных нам народов англичанами, могло бы показаться предприятием почти героическим, если бы в его замысле присутствовала какая-либо более высокая цель, чем чрезмерная любовь к наживе и торговле. Тем не менее, учитывая, что многие вещи, небезынтересные для познания природы и других наблюдений, таким образом становятся известными, поскольку хорошие события часто возникают из плохих случаев, не будет худшим трудом кратко рассказать о начале и продолжении этого авантюрного путешествия, пока оно не стало, наконец, привычным (milton, j. a brief history of moscovia, p. 80, london: 1929)."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Хотя я думаю, что основная причина, по которой исследователи Мильтона игнорируют его брошюру о России, заключается в том, что она является аномалией в его мировоззрении и не вписывается в их более широкую интерпретацию Мильтона как одного из интеллектуальных отцов английского либерализма, у них есть некоторое оправдание в том, что цитируемая здесь версия была первоначально опубликована посмертно в 1682 году и представляет собой довольно неудовлетворительное изложение существующих текстов, которое не добавляет ничего нового к тому, что уже было доступно в печати. Однако, как утверждает исследователь-русист Честер Даннинг, его поверхностность объясняется тем, что лучшие главы Мильтона уже были опубликованы в 1662 году (в честь пышного въезда в Лондон нового русского посла, прибывшего для восстановления англо-русских отношений со двором Карла II после того, как они были заморожены царем из-за казни Карла I) под псевдонимом, поскольку Мильтон в то время затаился за северной городской стеной Лондона, чтобы избежать казни за свою роль главного интеллектуального защитника рецидивиста Республики в совершенно иной политической среде Англии эпохи Реставрации. Значимость этого псевдонимного памфлета, «rarities of russia», заключается в том, что он дает нам дальнейшее представление о том, как Милтон настаивал на ценности англо-русских отношений в то время, когда весь его радикально-протестантский либеральный мир, казалось, рухнул, и можно было бы ожидать, что он будет испытывать лишь горечь по поводу восстановления межмонархических отношений между Англией и Россией. Но на деле все оказалось совсем наоборот: в «Раритетах России» Милтон не только развивает тему обучения у этой совершенно иной культуры на другом конце Европы (даже в том, что касается ее религии), но и демонстрирует свою приверженность глубоким, основополагающим принципам либерализма, обращаясь с весьма резонансной мольбой, которая тем более актуальна в наше время, за мирное сотрудничество и взаимопонимание между народами, даже столь диаметрально противоположными, как Россия, всему тому, за что, по его мнению, должна стоять его собственная страна:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Чтобы не было раскола в великом теле мира, но чтобы разные части его одинаково заботились друг о друге. И поскольку человечество - это одна семья (ибо Бог создал из одной крови все народы земли, чтобы они жили на лице земли, и определил времена и место их обитания), мир - это большой дом, а разные страны - несколько комнат, то нам, находящимся в гостиной, подобает знать выходы из этого большого дома, и мир должен быть знаком с самим собой, прежде чем он растворится в себе в Судный день. Та часть света, что зовется Россией или Московией (которая сочла своим интересом вежливо ухаживать за нами с послом, которого мы сочли своим интересом достойно принять), обладает этими особыми редкостями и товарами (цитируется по Dunning, C. «The Rarities of Russia», Canadian-American Slavic Studies 47 (2013) pp. 347-367)"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Несмотря на провал кромвелевско-мильтоновской республики, спустя чуть более десяти лет после смерти Мильтона радикальные протестантские либералы окончательно победили принцип королевского абсолютизма в Англии, совершив Славную революцию и установив первую Западноевропейскую конституционную монархию в виде национального государства. Однако динамика, лежащая в основе почти нерушимого консенсуса варягов в XVIII веке, который восторжествовал на фоне Славной революции, несомненно, напоминала скорее корыстные коммерческие императивы, которые Мильтон так решительно осудил в своей книге 1684 года, чем дух международного взаимного интеллектуального обогащения, за который он выступал в своей ранней псевдонимной публикации. И этот наемнический дух, владеющий якобы «либеральным» коллективным Западом, теперь достиг масштабов демонического разрыва между реальностью и пропагандистским нарративом, когда в январе 2024 года Риши Сунак с ликующим подхалимажем возвеличил Зеленского и украинскую Раду как «защитников демократии и западных ценностей» в их явно бесполезной войне против России (что обнажает всю крайнюю моральную и интеллектуальную несостоятельность неолиберального Запада с его жертвами). Либеральный Запад, жертвующий сотнями тысяч украинских жизней ради побед в пиар-тусовке с фейковыми новостями, лишенными какой-либо реальной стратегической военной цели, в течение одного дня после того, как Гонсало Лира был приговорен к смерти в тюрьме СБУ за преступление, связанное с осуществлением свободы слова в качестве гражданского журналиста."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Явное уважение Мильтона к России и его готовность учиться у нее дают нам повод задуматься в нашем современном мире, где тех, кто называет себя либералами, разъедает русофобский страх и ненависть. Мильтон был безупречным классическим либералом авангарда в том смысле, что, хотя он и симпатизировал отдельным элементам их взглядов, он не был приверженцем ни одной из бесчисленных радикальных групп, которые вырвались на общественно-политическую сцену Англии благодаря религиозной терпимости, предоставленной им Кромвелевской республикой в 1650-х годах, несмотря на то что сам был Секретарем иностранных языков для оправдания революционного рецидива, который предоставил им свободу совести для развития своих взглядов. Но как бы ни осуждал английский революционер Мильтон некоторые из этих групп за то, что они потворствуют «лицензии», а не «свободе», он до смерти защищал принцип, согласно которому этим людям должно быть позволено самим толковать свои английские Библии и иметь свободу слова для выражения любых взглядов, вытекающих из их евангельских страстей."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Тео Хобсон в своей замечательной книге о Мильтоне, вышедшей в 2008 году, утверждает, что поэт и апологет революции, будучи набожным христианским либералом, является бесценным интеллектуально авторитетным проводником для либерализма XXI века, пытающегося проложить свой путь через вызовы фундаментализма и экстремизма. Однако я хочу предположить, что хотя и краткая, но попытка Мильтона написать о России (которую Хобсон, как и многие исследователи Мильтона, игнорирует) - это предчувствие возможных пределов либерализма. Поразительно, что человек, который был глубоко скептичен в отношении полной божественности Христа и чья христианская вера полностью отвергала образы и ритуалы в пользу рационального толкования «Слова», выделил время из своего плотного графика, защищая английскую пуританскую революцию в континентальной Европе, чтобы не только продвигать отношения Англии со страной, которая была антитезой всему, во что он верил, но и учиться у нее. Россия не только была политически самодержавной, но и ее вера была в высшей степени ритуальной, иконописной и глубоко преданной унаследованной греческой православной традиции толкования догмата о Святой Троице. Но с другой стороны, возможно, Мильтон был более верен истинному смыслу либерализма, чем те идеологи, которые претендуют на роль его защитников в наше время. Из того, что Мильтон принял Россию, следует, что мы можем учиться у наших противоположностей и что именно диалектическое взаимодействие с тем, что чуждо нашей собственной парадигме, действительно позволяет нам постичь окончательную истину."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Параллельную иллюстрацию этого же принципа можно найти в трудах одного из знаменитых современников Мильтона времен Первой великой Европейской революции, которая, как мы часто забываем, произошла в Англии. Великий юрист XVII века Эдвард Кок отстаивал «нормандское иго» в интерпретации английской истории. Он утверждал, что английская революция восстановила «древние права и свободы», которыми англосаксы пользовались благодаря общему праву до того, как норманны навязали свои законы, которые привнесли в Англию иерархию и несправедливость, позволившие им удержать завоевание 1066 года. И наоборот, славянофильски настроенные мыслители XIX века доказывали социально-политическую уникальность России, поскольку она исторически определялась тем, что они называли «норманнской теорией». Они имели в виду, что, в отличие от всей континентальной Европы, в частности Англии, из-за Нормандского завоевания (отсюда и название теории), Восточные славяне пригласили своих вождей править ими в 862 году нашей эры и тем самым навели порядок в своем народе, причем всего за десять лет до короля западных саксов, Альфред Великий начал процесс борьбы с Датскими викингами, который завершился созданием Английского национального государства. Эти русские мыслители имели в виду тот факт, что династия Рюриковичей - русских правителей - изначально была викингами (из нынешней Швеции), которые путешествовали по великой судоходной русской речной сети для торговли с Византией. Именно это племя викингов называлось «русью» и дало название стране, а также основало ее первоначальную столицу Киев (в наши дни часто игнорируется, чтобы отменить исторические отношения между Россией и Украиной), где один из их потомков, князь Владимир, совершил эпохальный акт формирования идентичности восточных славян, введя православную веру из Константинополя для людей, которые исторически сейчас составляют большинство украинцев, а также русских."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Таким образом, мы имеем диалектическое напряжение в самих исторических основах Англии и России, которое неизбежно привело к совершенно разным формам развития. Несомненно, в этом отношении верна открытость Мильтона (а не отчуждение и отмена, пропагандируемые догматичными неолибералами нашего времени), что из этих несовпадающих, но переплетенных историй можно извлечь истины диалектического синтеза, что в примирении англосаксонской традиции социально-политического динамизма, обусловленного историческим классовым конфликтом, и русской политической пассивности в целях религиозно-культурной консервации есть высшая истина. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Более того, что Мильтон не мог оценить со своей точки зрения в Лондоне XVII века, но что очень важно для его позиции в отношении России, так это то, что Московия также была пронизана чувством религиозной исключительности, но совершенно иного рода. В отличие от Англии, чувство религиозной исключительности России было продиктовано не императивом глобальной имперской конкуренции, а стремлением сохранить сердце Святой Руси-матушки, «Третьего Рима», как единственное хранилище религиозной истины после падения источника православия Константинополя под натиском турок-османов в 1453 году. Именно эти две совершенно разные исключительности случайно столкнулись в 1553 году, но впоследствии послужили катализатором почти полутысячелетнего плодотворного диалектического взаимодействия, которому еще предстоит раскрыть все свои историософские сокровища."}], "attributes": []}], "selectedRange": [415, 415]}