В январе 1582 г. польско-литовское войско безнадежно прозябало под Псковом. Дело шло к заключению перемирия, но враждебные акции продолжались. После очередного внезапного нападения русских гетман Замойский решил ответить коварством на коварство. Эта история хорошо описана обеими сторонами, однако различий в их показаниях не меньше, чем сходств. Польскую версию излагает Рейнгольд Гейденштейн: «Уже раньше наблюдавший за пушками Иван Остромецкий предлагал Замойскому такого рода вещь. В железный ларь рядом положил он двенадцать пищальных дул, нарочно сделанных тонкими, чтобы тем скорее их разорвало; их же, равно как и самый ящик, наполнил самым мелким порохом; а в средине он поместил, взведенную и готовую, ту ружейную часть, которая посредством колеса и прилегающего кремня возбуждает огонь для воспламенения пороха; ларь этот был положен в деревянный ящик; и затем к той пружинке, которая, будучи притянута, обыкновенно повертывает колесико и возбуждает огонь, он прикрепил два шнурка – один к нижнему дну деревянного ящика, другой к самой покрышке железного ларя; таким образом, что вынет ли кто железный ларь из деревянного или тронет крышку самого железного ларя, по необходимости в том и другом случае потянул бы пружину, и тогда порох воспламенился бы и все присутствующие были бы поражены осколками разорвавшихся стволов и железного ящика. Остромецкий полагал, что, если в таком виде послать его Шуйскому, то последний не удержится, чтобы не раскрыть его, и тем даст ввести себя в обман. Замойский не хотел до того времени допускать, чтобы подобного рода хитростями вести дело с неприятелем.
Но так как уже тот первый нарушил данное публично слово, то по настоянию Жолкевского и всех других, участвовавших на собрании у Замойского, последний позволил отомстить подобным образом за вероломство против них и предоставил дело Остромецкому. Последний, взяв пригодного пленника, в продолжение нескольких дней хорошо с ним обращался и, как будто намереваясь посвятить его в большую тайну, заставил дать клятву и обязал его себе верностью. Он выдумал, будто он какой-то Иван Моллер, служивший некогда с Фаренсбеком у государя московского; впоследствии, когда тот перешел на сторону короля, то и он де последовал его примеру и, несмотря на то, что имеет теперь некоторое положение у короля, все-таки желает де снискать прежнюю милость к себе московского государя и потому, убив сперва главнокомандующего войском, в то время, когда тот будет совещаться с ним без свидетелей – по поводу его искусства в артиллерийском деле, имеет будто бы намерение перейти снова на сторону московского царя. Пока же он просил его отнести этот ящик Шуйскому, говоря, что положил туда самые драгоценные вещи и другие важные дела, что и сам скоро затем придет, сперва оказав ту услугу, о коей выше сказал, московскому государю; – ему очень важно, чтобы ящик был открыт до его прихода.
Он дал пленнику письмо такого же содержания, чтобы отнести Шуйскому. Московский пленный, вдвойне обрадованный тем, что, по его мнению, может получит свободу и принесет столь приятное известие Шуйскому, будучи проведен Остромецким через караулы, прибыл к Шуйскому. Последний занят был в то время разными делами, но тотчас приказал другим, собравшимся сюда случайно на совещание, открыть ящик, не дав себе времени разузнать; очень многие прибежали также сюда, привлеченные как новинкой дела, так и по врожденному людям любопытству. Самый храбрый между всеми и соперник Шуйского, другой воевода, Андрей Хворостинин, как потом было узнано (...), упершись ногою в деревянный ящик, силился рукой вытащить железный ларь. В это время приведена была в сотрясение пружина, порох воспламенился, железный ларь и трубки разорвало, и не только все присутствовавшие были рассеяны, но даже сорвана была некоторая часть крыши от силы огня и разрыва железных стволов; из числа погибших при этом особенно известны Андрей Хворостинин, о коем сейчас была речь, и Косецкий. Думали тоже и о Шуйском, так как он в продолжение нескольких целых дней не показывался по болезни; в особенности же у наших твердо держалось это предположение, так как он потом больше не показывался никогда, между тем как до этого случая постоянно был на стене и сам объезжал все посты. По поводу этого происшествия Шуйский написал бранное письмо Замойскому и в брани своей доходил до того, что вызывал на поединок. Но, когда Замойский в назначенный день вышел на условленный пункт с указанными выше начальниками, неприятель не явился» (Перевод с латинского И. И. Виноградова).
А вот русская трактовка из «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков»: «Того же месяца января в 9 день пришел из литовского лагеря в Псков русский пленник и принес с собою большой ларец. Его впустили в город и привели к государевым боярам и воеводам, он же сказал им о ларце и грамоте, что с ним присланы от королевского дворянина Гансумеллера. В грамоте же было написано: «Первому государеву боярину и воеводе, князю Ивану Петровичу, Гансумеллер челом бьет. Бывал я у вашего государя с немцем Юрием Фрянбреником, и ныне вспомнил государя вашего хлеб-соль, и не хочу против него стоять, а хочу выехать на его государево имя. А вперед себя послал с вашим пленником свою казну в том ларце, который он к тебе принесет. И ты бы, князь Иван Петрович, тот мой ларец у того пленного взял и казну мою в том ларце один осмотрел, а иным не давал бы смотреть. А я буду в Пскове в скором времени». Государев же боярин и воевода князь Иван Петрович грамоту прочел и, посоветовавшись со своими товарищами, почувствовав, что ларец тот с обманом, повелел найти таких мастеров, которые ларцы отпирают, и отнести ларец подальше от воеводской съезжей избы своей, и отпереть его со всей осторожностью. Когда мастер открыл тот ларец, то увидел, что он дополна наполнен: двадцать четыре заряженных самопала смотрели на все четыре стороны, поверх их было насыпано с пуд пороха, взведенные же замки самопалов были соединены ремнем с запором ларца, стоило только дотронуться до него, как спускались курки взведенных самопалов, высекая огонь, поджигая порох. Таков был умысел канцлера и хитрый план его подчиненных против государева боярина и воеводы князя Ивана Петровича Шуйского; за его верную государеву службу, и за его непобедимое воеводство, и за его благоразумный разум в государевых делах против государевых недругов, и всех королевских умыслов, и канцлеровой похвальбы, и всего литовского войска гордости хотели погубить таким образом. (…) И от этого смертоносного хитрого умысла в Троице славимый Бог и Богородица уберегли и не погубили государева боярина и воеводу князя Ивана Петровича Шуйского с товарищами, да и того не погубили, кто ларец тот отпирал» (Перевод на современный русский В. И. Охотниковой).
{"document": [{"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "Россия ст34.jpg", "filesize": 735587, "height": 1067, "pic_id": 607662, "url": "https://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2023/06/13/%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F_%D1%81%D1%8234.jpeg", "width": 1600}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В январе 1582 г. польско-литовское войско безнадежно прозябало под Псковом. Дело шло к заключению перемирия, но враждебные акции продолжались. После очередного внезапного нападения русских гетман Замойский решил ответить коварством на коварство. Эта история хорошо описана обеими сторонами, однако различий в их показаниях не меньше, чем сходств. Польскую версию излагает Рейнгольд Гейденштейн: «Уже раньше наблюдавший за пушками Иван Остромецкий предлагал Замойскому такого рода вещь. В железный ларь рядом положил он двенадцать пищальных дул, нарочно сделанных тонкими, чтобы тем скорее их разорвало; их же, равно как и самый ящик, наполнил самым мелким порохом; а в средине он поместил, взведенную и готовую, ту ружейную часть, которая посредством колеса и прилегающего кремня возбуждает огонь для воспламенения пороха; ларь этот был положен в деревянный ящик; и затем к той пружинке, которая, будучи притянута, обыкновенно повертывает колесико и возбуждает огонь, он прикрепил два шнурка – один к нижнему дну деревянного ящика, другой к самой покрышке железного ларя; таким образом, что вынет ли кто железный ларь из деревянного или тронет крышку самого железного ларя, по необходимости в том и другом случае потянул бы пружину, и тогда порох воспламенился бы и все присутствующие были бы поражены осколками разорвавшихся стволов и железного ящика. Остромецкий полагал, что, если в таком виде послать его Шуйскому, то последний не удержится, чтобы не раскрыть его, и тем даст ввести себя в обман. Замойский не хотел до того времени допускать, чтобы подобного рода хитростями вести дело с неприятелем."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Но так как уже тот первый нарушил данное публично слово, то по настоянию Жолкевского и всех других, участвовавших на собрании у Замойского, последний позволил отомстить подобным образом за вероломство против них и предоставил дело Остромецкому. Последний, взяв пригодного пленника, в продолжение нескольких дней хорошо с ним обращался и, как будто намереваясь посвятить его в большую тайну, заставил дать клятву и обязал его себе верностью. Он выдумал, будто он какой-то Иван Моллер, служивший некогда с Фаренсбеком у государя московского; впоследствии, когда тот перешел на сторону короля, то и он де последовал его примеру и, несмотря на то, что имеет теперь некоторое положение у короля, все-таки желает де снискать прежнюю милость к себе московского государя и потому, убив сперва главнокомандующего войском, в то время, когда тот будет совещаться с ним без свидетелей – по поводу его искусства в артиллерийском деле, имеет будто бы намерение перейти снова на сторону московского царя. Пока же он просил его отнести этот ящик Шуйскому, говоря, что положил туда самые драгоценные вещи и другие важные дела, что и сам скоро затем придет, сперва оказав ту услугу, о коей выше сказал, московскому государю; – ему очень важно, чтобы ящик был открыт до его прихода."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Он дал пленнику письмо такого же содержания, чтобы отнести Шуйскому. Московский пленный, вдвойне обрадованный тем, что, по его мнению, может получит свободу и принесет столь приятное известие Шуйскому, будучи проведен Остромецким через караулы, прибыл к Шуйскому. Последний занят был в то время разными делами, но тотчас приказал другим, собравшимся сюда случайно на совещание, открыть ящик, не дав себе времени разузнать; очень многие прибежали также сюда, привлеченные как новинкой дела, так и по врожденному людям любопытству. Самый храбрый между всеми и соперник Шуйского, другой воевода, Андрей Хворостинин, как потом было узнано (...), упершись ногою в деревянный ящик, силился рукой вытащить железный ларь. В это время приведена была в сотрясение пружина, порох воспламенился, железный ларь и трубки разорвало, и не только все присутствовавшие были рассеяны, но даже сорвана была некоторая часть крыши от силы огня и разрыва железных стволов; из числа погибших при этом особенно известны Андрей Хворостинин, о коем сейчас была речь, и Косецкий. Думали тоже и о Шуйском, так как он в продолжение нескольких целых дней не показывался по болезни; в особенности же у наших твердо держалось это предположение, так как он потом больше не показывался никогда, между тем как до этого случая постоянно был на стене и сам объезжал все посты. По поводу этого происшествия Шуйский написал бранное письмо Замойскому и в брани своей доходил до того, что вызывал на поединок. Но, когда Замойский в назначенный день вышел на условленный пункт с указанными выше начальниками, неприятель не явился» (Перевод с латинского И. И. Виноградова)."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "А вот русская трактовка из «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков»: «Того же месяца января в 9 день пришел из литовского лагеря в Псков русский пленник и принес с собою большой ларец. Его впустили в город и привели к государевым боярам и воеводам, он же сказал им о ларце и грамоте, что с ним присланы от королевского дворянина Гансумеллера. В грамоте же было написано: «Первому государеву боярину и воеводе, князю Ивану Петровичу, Гансумеллер челом бьет. Бывал я у вашего государя с немцем Юрием Фрянбреником, и ныне вспомнил государя вашего хлеб-соль, и не хочу против него стоять, а хочу выехать на его государево имя. А вперед себя послал с вашим пленником свою казну в том ларце, который он к тебе принесет. И ты бы, князь Иван Петрович, тот мой ларец у того пленного взял и казну мою в том ларце один осмотрел, а иным не давал бы смотреть. А я буду в Пскове в скором времени». Государев же боярин и воевода князь Иван Петрович грамоту прочел и, посоветовавшись со своими товарищами, почувствовав, что ларец тот с обманом, повелел найти таких мастеров, которые ларцы отпирают, и отнести ларец подальше от воеводской съезжей избы своей, и отпереть его со всей осторожностью. Когда мастер открыл тот ларец, то увидел, что он дополна наполнен: двадцать четыре заряженных самопала смотрели на все четыре стороны, поверх их было насыпано с пуд пороха, взведенные же замки самопалов были соединены ремнем с запором ларца, стоило только дотронуться до него, как спускались курки взведенных самопалов, высекая огонь, поджигая порох. Таков был умысел канцлера и хитрый план его подчиненных против государева боярина и воеводы князя Ивана Петровича Шуйского; за его верную государеву службу, и за его непобедимое воеводство, и за его благоразумный разум в государевых делах против государевых недругов, и всех королевских умыслов, и канцлеровой похвальбы, и всего литовского войска гордости хотели погубить таким образом. (…) И от этого смертоносного хитрого умысла в Троице славимый Бог и Богородица уберегли и не погубили государева боярина и воеводу князя Ивана Петровича Шуйского с товарищами, да и того не погубили, кто ларец тот отпирал» (Перевод на современный русский В. И. Охотниковой). "}], "attributes": []}], "selectedRange": [1, 1]}
Комментарии 6