Любовное письмо XI века

{"document": [{"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "книга кол67895.jpeg", "filesize": 717633, "height": 802, "pic_id": 428357, "url": "/files/article_image/2023/02/15/%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0_%D0%BA%D0%BE%D0%BB67895.jpeg", "width": 1200}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Найденная в Новгороде берестяная грамота № 752, датированная рубежом XI-XII вв. оказалась любовным письмом, на сегодняшний день самым древним русским посланием такого рода. Грамота эта произвела необычайно большую волну среди специалистов по Древней Руси, настолько это выпадало из всех возможных представлений о том, что могло там случаться и писаться. Этот замечательный документ дошел в виде двух обрывков, которые были найдены на мостовой. Адресат, получив это письмо и не имея рядом ни огня, ни ножа, его разодрал и выкинул. Но не просто разбросал эти куски, а завязал узлом и только тогда швырнул на мостовую. Вот как это письмо сейчас читается, в переводе, разумеется:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "«‘[Я посылала] к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в это воскресенье ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала [к тебе]? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался... теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про... Буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит [тебя] Бог и моя худость» "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "«Неужели я тебя задела тем, что посылала [к тебе]?» - можете вообразить такую тонкость чувств и выражений для конца XI в.? Заметьте, то, что она пишет мужчине, ясно из первой же фразы: «…ко мне не приходил». Так что конфигурация кто пишет – кому выясняется из первых же строчек абсолютно однозначно. «А я к тебе относилась как к брату!» - восклицает влюбленная женщина - это совсем не то же самое, как если бы сегодня девушка сказала юноше, что относится к нему как к брату, для того времени это сильное признание, указание на тесную, почти кровную связь. Женщина хочет сказать, что относится к мужчине как к представителю своего рода, очень дорогому человеку. “А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался” - из этого совершенно очевидно, что он, по-видимому, говорил, что “не могу прийти, потому что родители, родственники или жена наблюдают, они заметят и пр. ” На что она вполне трезво ему пишет, что, если бы сильно хотел, то, конечно, сумел бы. Заметьте, совершенно так же, как, наверно, и сейчас было бы сказано в этом случае."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Дальше письмо, к сожалению, обрывается, средняя часть потеряна. А затем на маленьком кусочке обрывок последней фразы. “Теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про…” – эта фраза опять обрывается. Малость, но одно это “отпиши же мне”, по-древнерусски воспиши, значит, что они находились уже в изрядной переписке друг с другом, что это было стандартное занятие, посылать письма, а не сообщаться как-то иначе. Именно глагол “отпиши” – из самых показательных среди многих текстов такого рода, свидетельствующий с очевидностью о том, каким образом сообщались эти молодые люди. Повторяю, конец XI в., время, когда даже вообразить невозможно, как нам кажется, какие-то отношения, похожие на современные. Ничего подобного. Просто мы плохо представляем себе это общество."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Далее, к сожалению, следует разрыв, но сохраняется потрясающая заключительная фраза. “Буде даже я тебя по своему неразумию…” В подлинном тексте “по безумию”. “Безумие” для нас сейчас звучит особенно сильно, но в действительности древнее безумие означало немного меньше, чем нынешнее, не обязательно клиническое. “Буде даже я тебя по своему неразумию задела. ” Заметьте, “задела” – тот же самый глагол в XI в., с тем же тончайшим моральным смыслом, именно “затронуть, слегка обидев чьи-то чувства”. Сам факт еще не был, кстати, известен, что глагол еще тысячу лет значит ровно то же, что и сейчас."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Заканчивается письмо словами: «если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит [тебя] Бог и моя худость». Формула “моя худость” церковного происхождения. Ее употребляли, в основном, епископы, которым было положено называть себя “моя худость” — типичное православное самоуничижение, оно же “паче гордости”, как известно. Тем не менее это именно всего лишь формула, которая, в сущности, означала просто «я», но «я», сказанное на этикетном языке специального свойства. И эта женщина, была данному языку обучена. И заметьте, что она фактически говорит: «Если ты начнешь насмехаться, то судит Бог и я» – вот смысл ее заявления. Т. е. она с неслыханной внутренней силой, дерзостью ставит свое имя рядом с именем Бога – представить себе это для молодой женщины XI в. – вещь в высшей степени невероятная."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Это самое древнее русское любовное письмо, без всякого сомнения, о самой возможности существования которого вообще никто не подозревал. Сейчас письмо находится в новгородском музее, можно его читать самостоятельно, оно читается достаточно ясно. Жалко только, что порвано. Но порвано не случайно, а как раз как следствие того, что ему - адресату, мужчине в которого была влюблена женщина составившая это послание, письмо было не любо, и, когда он получил это письмо, в раздражении разодрал его и разбросал в разные стороны."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "По материалам: Зализняк А. А. Новгородская Русь по берестяным грамотам (лекция). "}], "attributes": []}], "selectedRange": [1, 1]}