Если бы меня спросили, согласна ли я на любовь длиною в два месяца, я бы ответила: «Да». Две недели? Опять сказала бы: «Да». Два дня? – «Да!» Любой миг любви содержит всю её силу и полноту. Он, как вспышка, озаряет жизнь, и ты понимаешь, что всё остальное не имеет значения.
Моё положение при Артуре было странным. Я должна была провести рядом с ним его последние месяцы. Нас связывал контракт, в котором было два основных пункта: я пишу о нём книгу и не покидаю его до самого конца.
Не знаю, что чувствует человек, которому осталось жить всего два месяца. Наверное, жуткий страх и разочарование, но в моём спутнике я этого не замечала. У него было время свыкнуться с мыслью, что его жизнь подошла к концу. Он не злился на судьбу, не завидовал тем, кто остаётся. В нём не чувствовалось отчаяния и желчи. Он был меланхоличен и спокоен, как город вокруг нас. В Венецию мы прилетели после новогодних праздников, когда схлынул поток туристов.
Истинная, метафизическая красота этого города открывается только зимой, когда он очищается от галдящих, разномастных толп, непрерывно щёлкающих фотокамерами. Улицы и каналы пустеют, воздух становится чистым, холодным и сырым. Наступает таинственное время. Величественные палаццо, оправив свои мраморные кружева, облегчённо вздыхают и погружаются в спокойную дрёму. Им снятся дни, когда с их резных балконов настоящие дамы посылали воздушные поцелуи настоящим кавалерам, крадущимся в тени готических арок и колонн. Страстные глаза, острые клинки, шляпы, вуали, отброшенные в угол кринолины...
Зимой хочется соответствовать этому городу. Надевать меха и бархат, взбивать причёски, целовать руки, делать реверансы и читать стихи. Отношения становятся более изысканными, утончёнными, опасными. Узкие лабиринты улиц ведут в тумане неизвестно куда. Их изгибы обещают приключение. Тусклые фонари, мостики в несколько шагов, внезапно выглядывающие из-за угла горгульи, химеры, крылатые львы... Реальность тает, проступают черты чего-то невидимого, жуткого и манящего одновременно.
Изображение создано автором с использованием нейросети Кандинский
Вечер. Мы идём с Артуром по Набережной Дзаттере. Тёмная вода лагуны поблескивает таинственно и жутковато.
– Это и есть Набережная Неисцелимых? – спрашиваю я его.
– Да. Похоже, скоро всё вокруг покроет высокий прилив.
Мы идём дальше, проходим мимо закрытых баров, ресторанов.
– Раньше у меня была декадентская мечта – умереть в Венеции, – говорит Артур. – Вы смотрели фильм «Смерть в Венеции»?
– Нет, но я читала Томаса Манна.
– Вам нравится Венеция зимой? – спрашивает он.
– Да, только в ней есть что-то жутковатое. Особенно боюсь, когда поднимается вода. Мне кажется, что под ней я не замечу, где заканчивается твёрдая земля, и рухну в холодную бездну.
– Да, такое бывает. Надо быть осторожнее. Особенно мне, – он горько усмехнулся.
Артур предупреждал, что у него бывают припадки и обмороки, следствие болезни.
– А ещё я боюсь карнавала, – сказала я. – Не хотела бы застать его здесь. Человек за чужой личиной – это так жутко! Не знаешь, что от него ожидать... А чего боитесь вы?
Он усмехнулся.
– После такого откровения от меня ожидается честность. Да вы – манипуляторша, госпожа Сола! Кстати, почему вы выбрали такой псевдоним?
– Нетрудно догадаться, – улыбнулась я. – Но не меняйте темы! Так чего вы боитесь?
– Того же, что и другие умирающие: оказаться беспомощным. Того, что меня, как безжизненное бревно, будет ворочать злобная сиделка. Или вообще, оставит одного в свидетельствах моей жизнедеятельности, – он опять усмехнулся.
– А если серьёзно? – спросила я. – Чего боитесь лично вы?
Он задумался и ответил:
– Боюсь не увидеть потом света.
Артур прав. Обидно, если там ничего нет.
– Если там нет света, значит, нет и души, – сказала я. – Некому будет разочаровываться.
– Да, это так, – согласился он. – Но ещё хуже, если не пустят к свету.
– Надо надеяться на лучшее, – улыбнулась я.
Дежурная фраза прозвучала неуместно, и я надолго замолчала. Я не понимала его отношения ко мне. Бережное и настороженное. Иногда мне казалось, что я нравлюсь ему как женщина, но это было едва уловимое ощущение. Он никогда не допускал ни одного взгляда, длиннее и откровеннее обычного, ни одного двусмысленного жеста или намёка. Мне нравилась такая сдержанность. Я не хотела ничего другого. Но мне было интересно, любит ли он меня.
Почему я думала о своём работодателе в таком ключе? Если двое, мужчина и женщина, остаются одни, то такие мысли рано или поздно возникают сами собой. Любить и быть любимыми – свойство нашей природы, и от этого никуда не денешься. Любить для нас естественно, противоестественно – не любить.
Я понимала сдержанность Артура. Болезнь не оставила ему надежды. Он не хотел быть смешным и жалким, если его чувства брезгливо отвергнут. Может быть, это и есть его страх? Быть приговорённым страшно, но быть отвергнутым и осмеянным – ужасно. Или дело в другом? Возможно, он уже не чувствует в себе мужских сил. Возраст, болезнь, отсутствие желания. Мужчины ошибаются, даже самые умные из них. Они думают, что для женщины главное – их потенция. Но это не так.
– О чём вы задумались? – прервал он мои мысли.
– О любви, – ответила я. – Вы многое рассказали о себе, но почти ничего – о ней. Неужели вы так и не встретили настоящую любовь?
– Любовь невозможно встретить, – ответил он. – Она внутри и может только излиться наружу. Если она есть, то ищет объект. Иногда выплёскивается на первого встречного.
– «Он лишь вошёл, я вмиг узнала»?
– Вот-вот. А если её внутри нет, то можно хоть всю жизнь искать, делиться-то нечем.
– Неужели это правда? – удивилась я.
– Если честно поговорить с людьми, которые так и не нашли настоящую любовь, станет очевидно, что любви не было в них самих. Место внутри занято чем-то другим.
Артур подал мне руку и перевёл через мостик.
– У меня, например, – продолжал он, – внутри всю жизнь была икона самого себя. У других бывает что-то своё: творчество, страсть к деньгам, к телам, удовольствиям, адреналину или страхи – что угодно.
– А сейчас, что у вас внутри? – спросила я, совсем не надеясь на правдивый ответ.
– А вот этого я вам не скажу даже под пытками, – засмеялся он, но как-то невесело.
***
Мы жили в спаренных номерах. Между нами была дверь. Как-то я постучала, не услышав ответа, забеспокоилась и вошла. Внутри Артура не было. Я хотела уйти, но мой взгляд упал на открытый ноутбук. Я увидела письмо электронной почты. Меня удивило имя отправителя, и я подошла ближе. Письмо было из немецкой клиники. Известный нейрохирург не гарантировал результата, но давал шанс.
Из текста я поняла, что это не первое письмо, на предыдущее Артур дал отказ. Если есть шанс, почему он не хочет рискнуть? Внутри меня что-то сильно забилось, словно захлопало крыльями. Я стала искать другие письма. Нашла его вчерашний ответ. Артур писал, что предпочитает прожить два месяца, чем умереть на операционном столе. Почему он не сказал мне об этом?
«А кто ты такая, чтобы тебе говорить? – проворчал кто-то в моей голове. – Жена? Ты – никто, случайная знакомая, секретарь».
Я ушла в свою комнату, лихорадочно обдумывая то, что узнала. Даже если я начну уговаривать его согласиться на операцию, это ничего не изменит, он ответит мне также, как немецкому нейрохирургу. Он выбрал два месяца жизни, они хотя бы реальны. Как я могу его уговаривать? А если он действительно уйдёт в небытие на операционном столе? Отнять у него последние дни жизни?
Вечером он позвонил:
– Извините, что так поздно, но нам нужно поговорить.
– Ничего страшного, я не спала.
Я вошла к нему в номер. Он сидел на кровати. В комнате был полумрак. На столе горела свеча в высоком подсвечнике. Он жестом указал на кресло. Я села.
– К сожалению, – сухо начал он, – с завтрашнего дня я в одностороннем порядке расторгаю наш договор.
– Я не понимаю, – внутри у меня всё сжалось.
– Я передумал, мне не нужна книга. В моей жизни нет ничего такого, что нужно увековечить. Пустые фантазии. Полную сумму по вашему контракту я уже перевёл, все сто тысяч евро, можете проверить свой счёт.
Я не понимала, что происходит. Почему он решил отказаться от меня?
– Я хочу, чтобы завтра вы покинули отель и вылетели домой.
Я ничего не ответила. Мне стало так плохо, словно мне сказали, что я должна умереть. По моему лицу потекли слёзы. Он удивлённо смотрел на меня:
– Что с вами? Почему такая реакция?
Я не могла выдавить ни слова, даже если захотела бы. Рыдания перехватили горло, и я заплакала в голос. Выплакивала всё: свою бесполезную жизнь, отчаянные попытки найти любовь, ту самую икону внутри себя. Мне нужен был только он, но он прогонял меня.
Внезапно я вспомнила, что залезла в его ноутбук. Может быть он это заметил и разозлился?
– Что я сделала не так? – давясь рыданиями, спросила я.
Артур был растерян. Очевидно, он не ожидал, что я устрою истерику.
– Успокойся, – волнуясь и переходя на «ты», сказал он. – Ты тут ни при чём. Просто я понял, что это нечестно. Нельзя принуждать человека проводить с собой последние дни. То, что я говорил раньше, полный бред. Я обещал, что ты что-то осознаешь, поймёшь. Это всё – блеф, эгоизм.
Артур взял меня за руки, он всё больше волновался.
– Катарсис, экстасис, всё это – чушь собачья! Ничего ты не поймёшь, просто будешь маяться рядом, переживать и ждать, чтобы всё наконец закончилось.
– Не прогоняй меня! – шептала я.
– Ты не понимаешь! Я больше не могу видеть тебя!
– Почему?
– Это неважно. Я не собираюсь объяснять свои мотивы. У нас был контракт, я передумал, имею право. Выплатил полную сумму договора. Ты свободна. Лети. Завтра же!
– Женись на мне!
– Что?
– Возьми меня в жёны!
– Марго, что ты несёшь?! Мне осталась пара-тройка месяцев. Я не хочу тебя мучить. Если ты надеешься, что у меня есть деньги, разочарую, их едва хватит на приличный хоспис. Ты почти ничего не получишь.
– Мне всё равно.
– Что за детский лепет? Ты уже давно не девочка. Если ты думаешь, что посвятить себя умирающему – подвиг, то это чушь! Самолюбование.
– Я люблю тебя!
– Этого не может быть. Уходи! Чтобы завтра же тебя здесь не было! Я забронировал тебе билет на самолёт. Если после завтрака ты не уедешь, то я буду вынужден уехать сам.
Я не отвечала.
– Почему ты плачешь? Я не понимаю, – растерянно сказал он.
– Ты меня не слышишь? Я люблю тебя!
– Этого не может быть! Уходи!
***
Утром я не улетела, потому что ночью пришла к нему, и он меня не прогнал.
Комментарии 15