На остановке

{"document": [{"text": [{"type": "string", "attributes": {"italic": true}, "string": "Я подхожу к остановке и вижу большой цветастый плакат с изображением цыганского артиста. На остановке несколько женщин, все они внимательно слушают дискуссию, которую ведут две дамы - пожилая в вязаном берете и помоложе – статная, яркая, эксцентрично одетая, чем-то неуловимо похожая на цыгана с афиши. Спор, разумеется, о политике. Пожилая в берете утверждает, что все у нас тип-топ: «Пока в магазине есть картошка, хлеб, сахар, соль и молоко, я не буду говорить, что мы живем плохо!» "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"italic": true}, "string": "Эксцентрическая, понятое дело, не согласна, она виртуозно ругает лживую власть, но сочувствия не находит. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"italic": true}, "string": "Потом, когда она уезжает на своем автобусе, оставшиеся на остановке женщины солидаризируются с вязаным беретом и чуть ли не хором повторяют, что жить стало лучше, жить стало веселее. А та, цыганистая, которая не согласна, наверняка, больна шизофренией. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"italic": true}, "string": "А меня эта сценка навела на мысль о том, что Москва со времен "}, {"type": "string", "attributes": {"href": "https://pabliko.ru/@svetlana/dva_vzgljada_na_moskvu-97653/"}, "string": " Андре Жида и Лиона Фейхтвангера"}, {"type": "string", "attributes": {"italic": true}, "string": " психологически изменилась мало. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"bold": true, "italic": true}, "string": "Лион Фейхтвангер: "}, {"type": "string", "attributes": {}, "string": "\n\"…Сам по себе единодушный оптимизм советских людей удивлений не вызывает. Правда, его выражают словами, которые благодаря своему однообразию вскоре начинают казаться банальными. Советские люди только приступают к овладению основами знаний, у них еще не было времени обзавестись богатой оттенками терминологией, и поэтому и патриотизм их выражается пока еще довольно общими фразами. Рабочие, командиры Красной Армии, студенты, молодые крестьянки - все в одних и тех же выражениях рассказывают о том, как счастлива их жизнь, они утопают в этом оптимизме и как ораторы и как слушатели. Власти же стараются поддерживать в них это настроение; стандартизованный энтузиазм, в особенности когда он распространяется через официальные микрофоны, производит впечатление искусственности, и этим объясняется то, что в конце концов даже сочувственно настроенные критики начинают говорить о конформизме. \n\n... «Чего Вы, собственно, хотите? - спросил МЕНЯ шутливо один советский филолог, когда мы говорили с ним на эту же тему. - Демократия - это господство народа, диктатура - господство одного человека. Но если этот человек является таким идеальным выразителем народа, как у нас, разве тогда демократия и диктатура не одно и то же?» \n"}, {"type": "string", "attributes": {"bold": true, "italic": true}, "string": "1937"}, {"type": "string", "attributes": {}, "string": "."}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"caption": "Картина Фриды Кало \"Автобус\", 1929. Мексиканская художница сама ехала в этом автобусе и - чудом осталась жива! Случилась авария, после которой девушка так толком и не оправилась, но именно это трагическое происшествие сделало ее художником. Хотелось бы, чтобы в нашей жизни катастроф было бы как можно меньше, и люди прозревали без них", "presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "poster_p-45224.jpg", "filesize": 174378, "height": 466, "pic_id": 325270, "url": "https://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2022/12/21/poster_p-45224.jpeg", "width": 1000}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"bold": true, "italic": true}, "string": "Андре Жид: "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "\"В СССР решено однажды и навсегда, что по любому вопросу должно быть только одно мнение. Впрочем, сознание людей сформировано таким образом, что этот конформизм им не в тягость, он для них естествен, они его не ощущают, и не думаю, что к этому могло бы примешиваться лицемерие. Действительно ли это те самые люди, которые делали революцию? \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Нет, это те, кто ею воспользовался. \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Каждое утро «Правда» им сообщает, что следует знать, о чем думать и чему верить. И нехорошо не подчиняться общему правилу. Получается, что, когда ты говоришь с каким-нибудь русским, ты говоришь словно со всеми сразу. Не то чтобы он буквально следовал каждому указанию, но в силу обстоятельств отличаться от других он просто не может. Надо иметь в виду также, что подобное сознание начинает формироваться с самого раннего детства… \n\nОтсюда странное поведение, которое тебя, иностранца, иногда удивляет, отсюда способность находить радости, которые удивляют тебя еще больше. Тебе жаль тех, кто часами стоит в очереди, – они же считают это нормальным. Хлеб, овощи, фрукты кажутся тебе плохими – но другого ничего нет. Ткани, вещи, которые ты видишь, кажутся тебе безобразными – но выбирать не из чего. Поскольку сравнивать совершенно не с чем – разве что с проклятым прошлым, – ты с радостью берешь то, что тебе дают. \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Самое главное при этом – убедить людей, что они счастливы настолько, насколько можно быть счастливым в ожидании лучшего, убедить людей, что другие повсюду менее счастливы, чем они. \nЭтого можно достигнуть, только надежно перекрыв любую связь с внешним миром (я имею в виду – с заграницей). \nПотому-то при равных условиях жизни или даже гораздо более худших русский рабочий считает себя счастливым, он и на самом деле более счастлив, намного более счастлив, чем французский рабочий. Его счастье – в его надежде, в его вере, в его неведении…\n \n... Действительно в СССР нет больше классов. Но есть бедные. Их много, слишком много. Я, однако, надеялся, что не увижу их – или, точнее, я и приехал в СССР именно для того, чтобы увидеть, что их нет. \n \nК этому добавьте, что ни благотворительность, ни даже просто сострадание не в чести и не поощряются. Об этом заботу на себя берет государство. Оно заботится обо всем, и поэтому, естественно, необходимость в помощи отпадает. И отсюда некоторая черствость во взаимоотношениях, несмотря на дух товарищества. Разумеется, здесь не идет речь о взаимоотношениях между равными. Но в отношении к «нижестоящим» комплекс превосходства, о котором я говорил, проявляется в полной мере. \n \nЭто мелкобуржуазное сознание, которое все более и более утверждается там, – с моей точки зрения, решительно и глубоко контрреволюционное. \n \nНо то, что нынче в СССР называют «контрреволюционным», не имеет никакого отношения к контрреволюции. Даже, скорее, наоборот. \n \nСознание, которое сегодня там считают контрреволюционным, на самом деле – революционное сознание, приведшее к победе над полусгнившим царским режимом. Хотелось бы думать, что людские сердца переполнены любовью к ближним или, по меньшей мере, не совсем лишены чувства справедливости. Но как только революция совершилась, победила и утвердилась, об этом уже нет речи, чувства, воодушевлявшие первых революционеров, становятся лишними, они мешают, как и все, что перестает служить. Эти чувства можно сравнить с лесами, которые возводят при кладке свода; как только в замок положили последний камень, их тотчас же убирают. \n \nСейчас, когда революция восторжествовала, когда она утверждается и приручается, когда она вступает в сделки. а по мнению иных – набирается ума, – те, в ком бродит еще революционный дух и кто считает компромиссом все эти последовательно совершаемые уступки, становятся лишними, они мешают, и поэтому их проклинают и уничтожают. \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "И не лучше ли вместо словесного жонглирования признать, что революционное сознание (и даже проще: критический ум) становится неуместным, в нем уже никто не нуждается. \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Сейчас нужны только соглашательство, конформизм. Хотят и требуют только одобрения всему, что происходит в СССР. Пытаются добиться, чтобы это одобрение было не вынужденным, а добровольным и искренним, чтобы оно выражалось даже с энтузиазмом. \n"}], "attributes": ["quote"]}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "И самое поразительное – этого добиваются. С другой стороны, малейший протест, малейшая критика могут навлечь худшие кары, впрочем, они тотчас же подавляются. И не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено\". \n"}, {"type": "string", "attributes": {"bold": true, "italic": true}, "string": "1937"}, {"type": "string", "attributes": {}, "string": "."}], "attributes": ["quote"]}], "selectedRange": [4479, 4479]}