Древние уйгуры и этнокультурогенез якутов

{"document": [{"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Автор: Бравина Розалия Иннокентьевна, доктор исторических наук, профессор Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера ФИЦ ЯНЦ СО РАН, г. Якутск"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Древние уйгуры (тогус-огузы) – один из древнейших тюркоязычных народов Центральной Азии, происходящий из группы племен теле."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Они сыграли важную роль в происхождении и этнической истории народов Центральной Азии и Южной Сибири."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Прародителем уйгуров считается легендарный Огуз-хан. Наиболее древние представления о нем зафиксированы в уйгурской рукописи XV в. «Огуз-наме»."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В ней говорится, что Огузхан был зачат матерью от лучей света (мифологический мотив чудесного рождения) и уже родился богатырём. Внешность его отражает тотемные представления древних тюрок: «ноги его... подобны ногам быка, поясница – пояснице волка, плечи – подобны плечам соболя, а грудь – груди медведя» [16, с. 402]. На Унгинском городище курыкан (VI – X вв.) была найдена печатка из мягкого зеленовато-белого камня, на которой вырезано изображение мифического животного с бычьим телом и головой человека."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "По мнению А. П. Окладникова, печатка имеет среднеазиатское или древнее иранское происхождение и на нем нанесен образ популярного в Средней Азии божества Гопат-шаха, пастуха-царя [18, с. 275]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Сын героя из якутского эпоса «Эр Соготох» – Айдаан-богатырь, зачатый пеной из могилы своего отца, родившийся от пегой коровы, «в нижней части своего тела имел вид быка–пороза, ноги с копытами, а в верхней части был человеком». Г. В. Ксенофонтов пишет, что образу человека «полубыка» «вполне соответствует Огуз-хан древнетурецких сказаний, обычно представляемый… праотцом всех турецких племен». При этом он подчеркивает связь этого образа с хуннами, которые «называли себя огузами – быками» [12, с. 191, 193]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В качестве свидетельства родства якутов с уйгурами Г. В. Ксенофонтов опирается на работу известного путешественника Г. Вамбери, посвященную тексту «Кудатку-Билик» – религиозно-философской поэмы XI в., и приводит его слова о том, что фонетика и лексика языка якутов «удивительным образом приближается к подлинно уйгурскому наречию» [12, с. 138]. Н. А. Баскаков в своей классификации, сделанной на основе этногенетического принципа, включил якутский язык в уйгуро-огузскую группу, состоящую из уйгуро–тукюйской, якутской и хакасской подгрупп [2]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Об отношении якутского языка к древнеуйгурскому языку Е. И. Убрятова имела двоякое мнение:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "1) «возможно, когда-то эти отношения были ограниченными только связями древних уйгуров и предков якутов»;"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "2) либо «есть в якутском языке и такие показатели его отношений с древними уйгурами, которые свидетельствуют о том, что они попали в якутский язык через посредство тюркских языков Южной Сибири» [29, 68]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "По данным новейших исследований в этой области, по фоноструктурным и структурно-семантическим особенностям прослеживается тесная взаимосвязь якутского языка с языком древнеуйгурского письменного памятника Махмуда Кашгари «Диван Лугат ат-Турк» и уйгурским языком [15]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Древние уйгуры составляли основное ядро телесских племен, в число которых входили хойху (уйгуры), байегу, тубо (дубо), гулигань (тюрк. курыкан) и др."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"caption": "Скриншот", "presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "Screenshot_2022-09-18-20-38-25-14_f541918c7893c52dbd1ee5d319333948.jpg", "filesize": 344014, "height": 720, "pic_id": 307276, "url": "https://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2022/12/11/Screenshot_2022-09-18-20-38-25-14_f541918c7893c52dbd1ee5d319333948.jpeg", "width": 1600}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "«Они обыкновенно ездили на телегах с высокими колесами, – пишет Н. Я. Бичурин, – почему при династии Юань-вэй (с 386 г.) еще называли их Гао-гюй или Чилэ…» [3, с. 301]. В этой связи интерес представляют данные А. А. Саввина о том, что у якутов вплоть до конца XIX в. использовался древнейший вид степного транспорта двухколесная повозка тэргэн, в которую запрягали волов [32, л. 29–30]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "По словам Л. П. Потапова, племенное название теле сохранялось у тюркоязычных кочевников на протяжении почти 15 столетий, вплоть до наших дней, у южных алтайцев и киргизов [22, с. 148]. Этноним теле в генетической памяти якутов, вероятно, сохранилось в названии Телейского наслега Чурапчинского улуса, упоминавшегося в документах XVIII – XIX вв. в качестве отдельной волости Батурусского улуса [28, с. 375]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "21aldente. ru"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Реклама"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Итальянская кухня в Al Dente"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Имениннику и всем его гостям десерт в подарок! Бронируйте стол на сайте уже сейчас!"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Подробнее"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Сам этноним «уйгур» не зафиксирован у якутов, хотя среди них и в настоящее время встречается фамилия Уйгуровы, возможно происходящая от древнего родового названия. В шаманских заклинаниях якутов упоминались некие «девы девяти уйгуров» тогус уйгур кыргыттара. Опираясь на тюркские рунические надписи, И. В. Кормушин и Д. Г. Савинов считают, что племенной союз, возглавляемый уйгурами, сам себя именовал токуз-огуз «девять (племен) огузов» [25, с. 35]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Вероятно, какую-то связь с токуз-огузами имели конные роды «тогусы/тагусы» на Вилюе. Б. О. Долгих, ввиду многолюдности четырех Тогусских наслегов на Вилюе, считал их «основным ядром вилюйских якутов» [8, с. 365, 463, 465, 466]. Упоминаемое в китайских хрониках племя баегу «рассеянно кочевало по северную сторону Великой песчаной степи... Сия страна богата травами, производит хороших лошадей, превосходное железо… Обычаи по большой части сходствовали с телэскими; в разговоре их с ними была небольшая разница» [3, с. 343–344]. Среди якутов XVII в. род баайага (баяга) являлся основным клановым образованием Баягантайской волости. В 1635 г. атаман Иван Галкин взимал ясак у якутов Ботагайской волости на Алдане [8, с. 354]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В XVII в. Баягантайская волость находилась на территории 1 и 2–го Баягантайских и западной части Кангаласского наслегов. В ее состав также входили мемельские тунгусы, жившие в бассейне р. Томпо [8, с. 365]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В начале XIX в. волость была преобразована в самостоятельный улус с одноименным названием и объединяла баягантайцев, проживавщих по рекам Баяга, Танда, Алдан, Татта в Центральной Якутии и Индигирка в Оймяконье. По преданиям, первопроходцами в Оймяконье явились выходцы из Борогонского и Баягантайского улусов Лэбиэрийэ – Ойун и Бордуу- лаах [13, с. 152–153]. Уйгуры сыграли весьма значительную роль в формировании мировоззрения и культуры населения Саяно-Алтая и Южной Сибири. В Предисловии к своей книге «Эллэйада» Г. В. Ксенофонтов пишет: «… основное содержание якутского героического эпоса об Эллэе, Омогое и Тыгыне, Эллэйады в тесном смысле этого слова, должно быть признано не якутским, а древнеуйгурским… Единство и цельность героическому эпосу якутов дают лишь исторические и мифологические сказания господствовавшего над ними уйгурского элемента, ввиду чего мы вынуждены ему дать общий заголовок «Эллэйада» – по имени главного патриарха древнеуйгурских сказаний Эр – Эллея» [13, с. 14]. Этимология имени Эллэй, по О. Бетлинку, происходит от уйгурского alla – «образовывать роды», «распадаться на роды» [7, с. 37]. Тюрколог Н. К. Антонов отмечает сходство в манере исполнения эпоса уйгурскими узанами и якутскими сказителями, как и в стихотворном стиле и сюжете самих эпосов [1, с. 32–33]. Согласно эпосу древних уйгуров, Огуз-хан вступает в брак с небесной девой, спустившейся к нему в лучах света. От неё у него рождаются три старших сына – Кун (солнце), Ай (луна) и Юлдуз (звезда) [16, с. 240]. В олонхо «Дьулуруйар Ньургун Ботур» присутствуют Күн-тойон, Ый-тойон и Сулус-тойон, которые входят в небесное племя айыы. Якуты сами себя в эпосе называют племенем айыы аймаҕа, күн улууһа."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "По мнению современных казахских исследователей, с образом мифического Гюн-хана соотносится древнее туранское племя саков–хионов, в средневековье известное и как телеское (огузское) племя ‘кун’ [17, c. 653]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Исследователи считают, что многие древнеуйгурские элементы присущи якутской традиционной культуре, особенно в терминологии, мифологии и обрядах шаманизма. Так, название шамана у якутов – ойуун – одинаково с названием камлания уйгуров Восточного Туркестана – ойун, ойна (игра, забава, танец) [1, с. 133–134; 23, с. 93]. Само слово уйгур в якутском языке несет смысловую нагрузку состояния транса, экстаза. «Уйгур – разнузданный, сумасшедший, выходящий из нормы, предающийся разгулу» [20, стб. 2981]. По описанию С. Ольденбурга, шаманское камлание уйгуров начиналось с танцев присутствующих старух [19, с. 18]. Шаманы в уйгурском обществе, так же как и у якутов, занимали высокое положение. Они не только участвовали в решении всех главных дел племени, но и следовали за войсками во время сражений, входили в военный совет и должны были вымаливать у неба победу. В этой связи интерес представляет группа каменных изваяний в Центрально–Тувинской котловине, отличающихся от древнетюркских отсутствием оградок, рядов камней – балбалов и иконографией (фигура человека с сосудом в двух руках, без оружия), датируемых VIII – IX вв., т. е. временем господства Уйгурского каганата [27, рис. 30, 65]. О семантике этих изваяний существует ряд мнений. Так, Я. А. Шер на примере семиреченских изваяний, считающихся кимакскими, но типологически близких к изваяниям поздней «уйгурской» группы Центральной Азии, предполагает, что фигуры с сосудом в двух руках относятся к «изображениям чиновной аристократии, людей, близких к правящей военной верхушке, но не занимающихся непосредственно военным делом» [31 с. 58]. Материалы сравнительной этногра фии выводят нас на чрезвычайно интересные якутско-уйгурские параллели. Так, степные уйгуры почитали 13 высших небесных божеств. Кроме того, су ществовали еще божества–покровители, называемые ынe’л’так. Они были одеты в белые одежды и восседали на белых конях. Обряд жертвоприношения божествам–покровителям у степных уйгуров имел в своей основе ряд общих элементов с обрядовой стороной ысыахов у кангаласцев. У степных уйгуров моление божествам–покровителям называлось «jaxka»: «совершать моление» – по-уйгурски; ‘ахkа mе. Перед молением, которое про водилось в помещении, в доме делались необходимые приготовления. Устанавливалось дерево с ленточками, называвшееся jxkа [отсюда и название моления]. При молении у уйгурского шамана, так же как и у якутского белого шамана на Ысыахе, не было ни специального костюма, ни бубна, ни колотушки, обязательной принадлежностью была только деревянная ложка «с надрезами в виде орнамента» на черенке. Во время моления уйгурский шаман проводил крапление божествам–покровителям и произносил заклинание божествам (алкиш) [14, с. 61–68]. Уйгуры посвящали божествам лошадей определенной масти. Обряд проводил шаман в сопровождении двух молодых людей, которые «почтительно держали перед ним небольшую мисочку с молоком», которым шаман кропил и угощал лошадь. Посвященная лошадь считалась собственностью божества, и поэтому на нее нельзя было садиться, использовать ее в хозяйственных нуждах, продавать [14, с. 71-73, рис. 4, 5, 6]. У якутов аналогичный обряд назывался ытык дабатыы. Многие элементы шаманского обряда уйгуров и якутов, как и других народов Сибири, Средней Азии и Казахстана, совпадают: духа умилостивляли (жертвовали животное или птицу); переводили болезнь в животных или предметы, у якутов – даже на других людей; навредившего духа прогоняли прутьями тальника, древесными ветвями (як. Дьалбыыр); в очистительных целях использовали огонь (у узбеков обряд очищения огнем назывался алас, у якутов – алыас) [20, стб. 85]; в камлании использовалась модель шаманского дерева «туг» (якут. туру), которое одновременно являлась мировым деревом и изображением шаманского пути на небо. В исторических преданиях с Эллэем иногда фигурирует другой персонаж – царь Хаан Дьаралык. Слово дьаралык в якутском языке применяется в значении «блестящий», а в уйгурском jarykлyk – свет, блеск, сияние [20, стб. 791]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "21aldente. ru"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Реклама"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Итальянская кухня в Al Dente"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Имениннику и всем его гостям десерт в подарок! Бронируйте стол на сайте уже сейчас!"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Подробнее"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В якутской мифологии Аан Дьаасын – бог света и молния, где дьасын производится от древнеуйгурского (др. -тюрк.) jasin [20, стб. 801]. Согласно китайским источникам, древние уйгуры «Любят громовые удары. При каждом громовом ударе производят крик и стреляют в небо… В следующем году, осенью, как лошади пожиреют, опять собираются на место громового удара; …зажигают светоч с ножом; шаманка читает молитвы, подобно как в Срединном государстве при удалении несчастия. Толпы мужчин на верховых лошадях делают множество кругов вокруг этого места; потом мужчина берет пук ивовых или осокоревых ветвей, ставит комлем вверх и обливает кумысом» [3, с. 215–216]. Вилюйские якуты «при первой весенней грозе трижды обходили снаружи юрту, стегая стены красной талинкой и приговаривая каждый раз: «Всякая нечисть отойди! …Божественным огнем очищаю!» [21, с. 271]. В этнографии якутов и народов Средней Азии, в этногенезе которых прослеживается уйгурский пласт, существует ряд параллелей. Так, казахи и узбеки Хорезма подобно якутам при пуске воды из озера или реки в канал резали скотину обычно бычка (огiзше). Кровь жертвенного животного спускали в воду, не давая ей стекать на землю. Поев мясо бычка, возносили молитву с просьбой о хорошем урожае, открывали перемычку в запруде и пускали воду в головной арык [9, с. 56–57]. У туркмен на одежду детей в качестве оберега пришивали украшения из разных материалов, в т. ч. на спинке одежды – серебряные бубенчики дагдан – обереги от сглаза [6, с. 182, рис. 4]. У якутов серебряные пластины – обереги, предназначенные для защиты «глаза спины» назывались дьайаа [24, с. 106, рис. 20]."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Г. В. Ксенофонтов в своей книге «Ураанхай–сахалар» пишет о присутствии в якутском языке терминов, характерных для уйгурского государственного устройства. В качестве примера он приводит уйгурское слово «йам» – почтовая станция: «Все русские поселки по Лене, организованные в конце XVIII в. для обслуживания государственного тракта, якуты Западно-Кангаласского улуса называют по древнеуйгурски – «дьаам», тогда как в русских официальных документах они обычно называются «станами» или «станками». Отбывание дорожной повинности по-якутски – «дьаам тутар», «дьаам сююрдэр»». Он считал, что эти древнеуйгурские государственные термины «якуты могли получить не окольным путем от русских, а непосредственно вместе с самими древнеуйгурскими тэгинами» [11, с. 202]. Более того, он был убежден в уйгурском происхождении якутской феодальной аристократии – тегинов: «… в китайских летописях сохранилось указание на то, что в годы разрушения уйгурского ханства в древней Халхе без вести пропал и последний хан уйгуров Энэнь-Тэгин. Он сначала со своей семьей и частью вельмож укрылся среди своего вассального народа шивэй, жившего где-то в северо-восточном углу Монголии... Когда китайские полководцы потребовали от шивэй выдачи уйгурского хана, последний, как гласят китайские летописи, «пришел в страх». Он взял свою жену Гэлу и сына Дуса-Тэгина и ночью с девятью конными бежал на запад… Это событие имело место в 847 году. Дальше Иакинф Бичурин, ссылаясь на показание китайской летописи Ганн-Му, сообщает, что бежавший Энань-Тэгин «без вести пропал». Он допускает возможность укрытия уйгурского хана среди окраинных аймаков своего подчиненного народа, жившего в районе Прибайкалья» [11, с. 203, 204]. Несмотря на несколько упрощенную трактовку описываемых событий, предположение исследователя об уйгурском происхождении якутских терминов по общественному устройству подтверждается материалами якутской исторической лексики. Согласно исследованиям Н. К. Антонова, якутские термины, относящиеся к знати, управлению обществом имеют исконное тюркское происхождение."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Например, термины дьон = жун (племя, народ, люди), аймах = аймак (народ, племя, родственники, родичи) унаследованы от времен родового строя хуннов; улуш – селение; улуш будун – народ; тойон = тойун, тойын (господин, владыка, лицо, облеченное властью) присутствуют в древнеуйгурских источниках. Исследователь отмечает, что с проникновением буддизма, в IХ–Х вв. слово tojin уйгуры стали применять в значении «буддийский монах» [1, с. 103, 99, 110]. Если ученые увязывали курумчинскую культуру в Прибайкалье с тюрками-курыканами, то в Западном Забайкалье археологические памятники, объединенные в хойцегорскую культуру (VII–X вв.), связывают с распространением тюрков-уйгуров [30]. Могилы хойцегорской культуры отличаются небольшой глубиной могильных ям (0, 2 – 0, 62 м). Костяки погребенных обычно расположены на спине, а также на боку в скорченной позе, головой на север или северо–восток. Иногда погребенные прикрыты досками – в одном случае скелет находился в берестяном гробу, имевшем деревянную раму (Баянгол, могила 1). Детали конского снаряжения обнаружены как в мужских, так и в женских погребениях, что подчеркивает конный быт населения [27, с. 59]. Трупоположение на спине и на боку в скорченном положении характерны для раннеякутских захоронений XIV–XVII вв. Погребенные лежат головой на запад на дощатых настилах или подстилках в неглубоких могильных ямах (0, 15 – 0, 5 м) [4, с. 28, 29]. На это в свое время обратил внимание И. В. Константинов, отмечая, что могильные ямы погребений Таттинского улуса, где проживали баягантайцы, отличаются небольшой глубиной, тогда как в соседних с ним Чурапчинском и Мегино–Кангаласском умерших погребали гораздо глубже [10, с. 51]. Определенный интерес представляет также погребение с конем, обнаруженное И. Д. Архиповым на территории Баягинского наслега Таттинского улуса в местности Эмис. На сегодняшний день это единственное в Якутии погребение человека и коня в одной яме. Судя по рисунку плана погребения, могильная яма имела комбинированную форму и состояла из примыкающих друг к другу двух ям различного размера с общим дном. В яме с меньшими размерами, в ящике-гробу из плах на спине, в вытянутом положении, головой на запад, лежал костяк женщины с гривной на шее. В яме слева обнаружены костяки двух взнузданных лошадей, лежащих на левом боку, ориентированные также головами на запад. Возле изголовья каждой лошади зафиксированы следы от двух столбов – вероятно, от коновязей сэргэ. Вдоль восточной стенки ямы найдены кости задних ног и копыта лошади [5, табл. II, 1, 2]. Подобное расположение человека и сопровождавших его коней встречается в древнетюркских погребениях VIII–IX вв., принадлежавших телесским племенам [26, с. 77]"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Таким образом, приведенные выше данные, в частности языка и мифологических сюжетов, отдельных элементов шаманской практики, погребального обряда показывают на этническое родство якутов с древними уйгурами, составляющими основное ядро телесских племен."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Литература:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "1. Антонов Н. К. Материалы по исторической лексике якутского языка. – Якутск, 1971. – 176 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "2. Баскаков Н. А. Тюркские языки. – Москва, 1960. – 242 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "3. Бичурин Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. В 3 ч. – Ч. 1. – Москва; Ленинград, 1950. – 380 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "4. Бравина Р. И., Дьяконов В. М. Ранне-якутские средневековые погребения XIV-XVII вв.: совокупность маркирующих признаков // Северо-Восточный гуманитарный вестник. – 2015. – № 3-4. – С. 27-31."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "5. Бравина Р. И., Попов В. В. Погребально-поминальная обрядность якутов: памятники и традиции XV–XIX вв. – Новосибирск, 2008. – 296 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "6. Васильева Г. П. Магические функции детских украшений у туркмен // Древние обряды и верования и культуы народов Средней Азии. – Москва, 1986. – С. 182-195."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "7. Гоголев А. И. Якуты. Проблема этногенеза и формирования культуры. – Якутск, 1993. – 229 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "8. Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. – Москва, 1960. – 600 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "9. Кармышева Д. Х. Земледельческая обрядность у казахов // Древние обряды и верования и культуры народов Средней Азии. – Москва, 1986. – С. 47-70."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "10. Константинов И. В. Материальная культура якутов XVIII века (по материалам погребений). – Якутск, 1971. – 212 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "11. Ксенофонтов Г. В. Ураанхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. В 2 кн. Кн. 1. – Якутск, 1992а. – 416 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "12. Ксенофонтов Г. В. Ураанхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. В 2 кн. Кн. 2. – Якутск, 1992б. – 317 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "13. Ксенофонтов Г. В. Эллэйада: материалы по мифологии и легендарной истории якутов. – Москва, 1977. – 245 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "14. Малов С. Е. Остатки шаманства у желтых уйгуров // Живая старина, год XXI. – Вып. 1. – Санкт-Петербург, 1912. – С. 61-74."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "15. Малышева Н. В. Отношение якутского языка к уйгурскому и древнеуйгурскому языкам: фоноструктурные и структурно-семантические особенности: автореф. дис.... кандидата филологических наук: 10. 02. 02. – Якутск, 2015. – 26 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "16. Мифологический словарь / гл. ред. Е. М. Мелетинский. – Москва, 1990. – 672 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "17. Муратов Б. А., Суюнов Р. Р. Огузские кланы: этногенез и геногеография // БЭИП «Суюн». – 2015. – № 7. – Т. 2. – С. 648-694."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "18. Окладников А. П. Новые данные по истории Прибайкалья в тюркское время: (Согдийская колония на р. Унге). – Москва; Ленинград, 1963. – С. 273-281."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "19. Ольденбург С. Ф. Краткие заметки о перi-хон’ах и дуа-хон’ах в Кучаре // Сборник музея антропологии и этнографии. – Санкт-петербург, 1918. – Т. 5. – Вып. 1. – С. 17-20."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "20. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка. В 3 т. Т. 1: ст. 1-1280; Т. 2: ст. 12812508; Т. 3: ст. 2509-3858. – 2-е изд. – Москва, 1959."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "21. Попов А. А. Материалы по истории религии якутов Вилюйского округа // Сборник МАЭ. – Ленинград, 1949. – Т. 11. – С. 255-323."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "22. Потапов Л. П. Исторические связи алтае-саянских народов с якутами (по этнографическим материалам) // Советская этнография. – 1978. – № 5. – С. 85-95."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "23. Потапов Л. П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Историко-этнографический очерк. – Ленинград, 1969. – 196 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "24. Саввинов А. И. Традиционные металлические украшения якутов: ХIХ – начало ХХ века: историко-этнографическое исследование. – Новосибирск, 2001. – 171 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "25. Савинов Д. Г. Государства и культурогенез на территории Южной Сибири. – Кемерово, 1994. – 215 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "26. Савинов Д. Г. Дотюркский пласт в палеоэтнографии якутов // Сибирский сборник – 2. К юбилею Е. А. Алексеенко. – Санкт-Петербург, 2010. – С. 68-81."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "27. Степи Евразии в эпоху средневековья. – Москва, 1981. – 304 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "28. Токарев С. А. Общественный строй якутов ХVII-ХVIII вв. – Изд. 2-е. – Москва, 2012. – 416 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "29. Убрятова Е. И. Избранные труды. Исследование по тюркским языкам. – Новосибирск, 2011. – 282 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "30. Хамзина Е. А. Археологические памятники Западного Забайкалья (поздние кочевники). – Улан-Удэ, 1970. – 141 с."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "31. Шер Я. А. Каменные изваяния Семиречья. – Москва; Ленинград, 1966. – 140 с. 32. Рукописный фонд ЯНЦ СО РАН, ф. 4, оп. 12, д. 75, л. 29-30."}], "attributes": []}], "selectedRange": [5238, 5238]}