12 авг 2022 · 08:00    
{"document": [{"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Из книги "}, {"type": "string", "attributes": {"bold": true}, "string": "МЕМУАРЫ НЕВЗОШЕДШЕЙ «ЗВЕЗДЫ». Часть 1. ЖИЛИ-БЫЛИ ДЕДУШКИ И БАБУШКИ"}], "attributes": ["heading1"]}, {"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"caption": "Верхняя Гнилуша (ныне Лозовое) до революции. Фото из открытых источников", "presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "лозовое до революции.jpg", "filesize": 115372, "height": 788, "pic_id": 121279, "url": "https://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2022/08/10/%D0%BB%D0%BE%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B5_%D0%B4%D0%BE_%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8E%D1%86%D0%B8%D0%B8.jpeg", "width": 1151}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В центре Лозового стоит очень старый дом – тот самый, куда мне теперь страшно заходить из-за тишины и безлюдья: дом моего еще одного прапрадеда. Почти сто двадцать лет назад, в 1903 году, его построил зажиточный прасол Тимофей Романович Ушаков, человек для своего времени прогрессивно мыслящий, с практической жилкой (никто не посмел бы назвать его деревенским лопухом, обмануть которого проще простого), и просто всесторонне развитый. Он имел множество интересных знакомств, в том числе и за пределами села, общался с семьей Кольцовых – правда, с поэтом Алексеем меньше, чем с его отцом, славился гостеприимством, хлебосольством, любил песни и сам хорошо пел. Рассказывают, что высшим шиком у него считалось, «обмывая» сделку, поливать водкой гостей. Дождавшись, когда присутствующие будут сыты и пьяны настолько, что в них уже не помещалось ни кусочка, и один за другим они начинали устраиваться в пресловутом «салате», хозяин (кстати, менее пьяный, чем гости) поднимался, брал бутылку и, медленно обходя стол, лил водку на головы и за шиворот коллегам. Впрочем, люди состоятельные во все времена были с причудами…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В июле 1903 года плотники торопливо, пользуясь хорошей погодой, достраивали дом – в этот день пристраивали сени, и в этот же день невестка Евдокия родила седьмого ребенка. Был седьмой день недели – несмотря на запреты высших духовных лиц, крестьяне считали, что работать никогда не грех, потому работа продолжалась и в воскресенье, а местные священники, которые хорошо знали весь деревенский уклад, относились к этому повсеместному еженедельному нарушению весьма снисходительно. Поэтому отец Евгений был уже с утра приглашен на окончание работ. Он играл с плотниками в карты и ходил козырной семеркой, когда раздался первый крик новорожденного. Сведя воедино все «знаки» и «предзнаменования», все присутствующие хором (уже не совсем трезвым к тому моменту) нарекли младенца Сенькой-Семкой. Это был мой будущий дед Семен Иванович Ушаков – будущий хозяин этого дома."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Шли годы. Тимофей Романович умер. Его сын Иван особых способностей к предпринимательству не чувствовал, поэтому вернулся к традиционному сельскому делу – земледелию. Семья была состоятельной. Помимо солидной материальной основы, заложенной Тимофеем Романовичем, неплохой доход приносили земельные угодья разного назначения – пашня, лес, луг: по законам того времени земельные наделы намерялись на мужчин, а их в семье Ушаковых было девять человек: сам отец Иван Тимофеевич, пятеро сыновей и три внука. Дочерей Дарью и Татьяну Иван Тимофеевич выдал замуж за людей для своего времени грамотных и культурных, а сыновьям выбирал в жены девушек «из хороших семей». Невестки были не только красивые, скромные и работящие, но и талантливые. Жена Михаила, Матрена Стрелкова, обладала прекрасным, поистине «серебряным» голосом и пела в церковном хоре Покровского прихода, где ее брат Ипполит Стрелков был регентом. Жена Петра, Евдокия, дочь члена Государственной Думы от крестьян Исая Гавриловича Рогова, была мастерицей по пошиву одежды – и верхней, и легкой. Жена старшего сына Ивана, погибшего в Первую Мировую войну, Дарья (еще одна Дарья в семье – не дочь), славилась вышивкой «русским крестом». Жена Митрофана, дочь местного богача по прозвищу «Царь», имела особенные приспособления для ткацкого станка и ткала необыкновенные по красоте льняные рушники и скатерти с причудливыми однотонными узорами или замысловатыми орнаментами из Жар-птиц, петушков, коников."}, {"type": "string", "attributes": {"href": "https://zen.yandex.ru/media/id/5e1de824e6cb9b00ad1e8bd5/memuary-nevzoshedshei-zvezdy-jilibyli-dedushki-i-babushki-62e270daa6a99760671a99db"}, "string": " Жена Семена, Анна,"}, {"type": "string", "attributes": {}, "string": " была взята из обедневшей дворянской семьи, по которой одной из первых в селе, прошелся «карающий меч пролетарского правосудия», тем не менее, главу семьи не отпугнуло то, что хорошие люди были переведены в разряд «классовых врагов» - сосватал в жены младшему сыну крестницу (а по некоторым сведениям, внебрачную дочь расстрелянного офицера Павла Алехина); у Андрея Кузьмича были две дочери (средняя, Александра или Александрина, умерла совсем юной) и жена, которым земельные наделы не полагались, а на одну мужскую душу давали совсем немного, но, несмотря на то, что семья Роговых была небогатой, породниться с родственниками Алехина было честью. Обстановка в семье была доброжелательной, придирок «от плохого настроения» не было. Показательным был такой случай. Старшие братья и отец, позавтракав, ушли на работу, мать кормила младших, которым предстояли другие дела, и пятнадцатилетний Петр не придумал ничего лучше, как поддразнить молодую жену – свою ровесницу: «Ага! Мама мне блинка дала, а тебе не даст». Молодайка разревелась: «Ну и что? Когда у меня мама была, она мне тоже блинка давала!». Свекровь, на минуту все бросив, подбежала к невестке: «Дунечка, да ты что? Сейчас их проводим, девчат позовем, да спокойно без мужиков все вместе поедим – мы же, бабы, всегда после них: их же на работу проводить надо». И отвесила новоиспеченному семьянину могучего «леща» по тощему загривку: «А ты, дрянь, не кичись перед сиротой, что у тебя мама есть, да блинками тебя кормит! Она, мама, с утра есть, а к вечеру может не быть – под Богом ходим» …"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Семья Ушаковых росла. Уже были построены еще два дома, еще один куплен готовым – для невестки-вдовы и трех ее сыновей, а семья продолжала жить одним гнездом – так легче было обрабатывать землю и управляться с хозяйством. Мужчины пахали и сеяли, ухаживали зимой за скотиной (в теплое время животные находились на выпасе). Женщины обрабатывали лен и коноплю, ткали и белили холсты, ткали шерстяные дерюги, заменявшие пледы и одеяла. Как и односельчане, семья пережила все бури XX века – Первая мировая война, где погиб старший сын и брат Иван, революция и гражданская война, в которой участвовал самый младший Семен, продразверстка… Однако, доходов Ушаковы не растеряли и накануне коллективизации имели амбары с пшеницей и скот – лошадей, волов, несколько коров («мелочь» вроде кур и уток практически не считалась). Наступил день всеобщего прощения – раздел имущества между сыновьями и определение их на самостоятельную жизнь. С утра собрались все родные, сваты, соседи. Чинно расселись по лавкам. Дряхлеющий Иван Тимофеевич вышел на середину большой комнаты и сказал краткую речь о том, что и птенцы покидают родительское гнездо, когда им становится тесно, что каждый из сыновей вполне может быть хозяином собственного подворья – все они умеют работать на земле, а их жены многому научились у свекрови и друг у друга, пожелал всем здоровья, трудолюбия и единобрачия, так как это и есть основа крепкой семьи. Потом свекровь подарила каждой невестке по вышитому рушнику – на память и на счастье. Но все ждали главного решения родителей: с кем они останутся. Петру достался дом у ручья – рядом с родительским, Михаилу – неподалеку на горке, Дарье, жене погибшего Ивана – дом на Кривцовке (один из «микрорайонов» села, тоже не особенно далеко). «Там огород получше и сад большой, жить вам будет полегче», - объяснил невестке Иван Тимофеевич."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "-…А мы с Семеном и Анной останемся в старом доме."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Регент Ипполит Стрелков с горечью заметил:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Значит, наша Матрена оказалась хуже Нюши…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Эта горечь совершенно не понятна нынешним поколениям – даже моим немолодым ровесникам, но еще в 20-х годах XX века патриархальные традиции были сильны, и главным мерилом было: с кем пойдут в старость родители. Выбирали самую добрую, самую заботливую. Это было почетом для невестки: с ней будут доживать свой век родители мужа."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Молодым хозяевам Семену и Анне родственники пожелали родить на смену дядям и тетям, «разлетевшимся» из отцовского дома, семерых детей (шутливое пожелание со временем сбылось). Все встали, помолились, попросили друг у друга прощения за все обиды – вольные и невольные, сели за столы. Это был грустно-торжественный обед: большая семья Ушаковых собралась в своем доме последний раз. Потом все начали переселяться в новые дома. Кроме крыши над головой, каждая отделившаяся семья получила по корове, лошадей, сельхозинвентарь. Казалось, старик мог быть спокоен: у его детей и внуков есть хорошая основа для дальнейшей жизни – а работать они умеют. Но не мог он предвидеть, что скоро грянет еще одна «революция» - коллективизация и связанное с ней раскулачивание. Семьи сына Митрофана и дочери Татьяны ночью, в лютый мороз были выброшены из своих домов. У них были отняты не только жилье, но и одежда с обувью, и все средства к жизни. Все нажитое трудом мужчин и изготовленное золотыми руками женщин-рукодельниц было разграблено, а семьи с детьми увезены далеко от родных мест: семья дочери – в леса Северного Урала, семья сына – на золотые прииски Алдана. Первые письма от них пришли только через десять лет – Иван Тимофеевич их уже не застал. Чтобы попасть в разряд «эксплуататоров», было достаточно того, что муж Татьяны Ивановны, побывавший во время Первой мировой войны в плену у австрийцев, вернувшись на родину, построил кирпичный дом по европейскому образцу – на высоком цоколе, по сути – двухэтажный: наверху – жилые комнаты, в цокольном этаже – все вспомогательное. В этом доме долгое время была начальная школа – мне в свое время довелось там побывать со школьной концертной бригадой (сама я училась в средней). Правда, на тот момент я была ученицей третьего или четвертого класса и, хотя кое-что из семейной истории слышала, мне как-то в голову не пришло, что здание школы – это бывший дом дедушкиной сестры, бабушки Тани. Для четырехлассной школы помещение было вполне подходящее, но для жилого дома это было шикарно не только в 20-30-х годах, но и в 60-х, да и сейчас выглядело бы прилично, доживи этот дом до наших дней. Сама Татьяна Ивановна побывала возле него только через тридцать лет после раскулачивания (когда позволили сменить место жительства) и, вытирая слезы, сказала: «Хорошо еще, что в нашем доме школу сделали, а не тюрьму». К слову, многие пострадавшие от коллективизации, вспоминая моменты раскулачивания, говорили, что их выселяли именно зимой. Странное какое-то совпадение, как показалось сначала, но потом я поняла, что это не совпадение: представители новой власти просто ждали, когда будет убран урожай и заготовлено сено – готовое вывезти легче, чем самим работать в жару в поле или на покосе."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Те события совершенно неожиданно могли напомнить о себе через много лет. Так, например, уже в начале 70-х годов (этот эпизод был уже сугубо на моих глазах – не чей-то рассказ) дед Семен (мамин отец) вернулся домой в бешенстве, что с ним бывало редко, человек он был спокойный, с юмором. Я как раз гостила в Лозовом (бывшая Верхняя Гнилуша) у маминых родителей, а он ездил по каким-то делам в Верхний Мамон. То ли не захотел ждать автобус, то ли места не хватило, но домой он возвращался на попутных грузовиках, тракторах, лошадях, а когда транспортные средства начинали сворачивать к фермам и гаражам, шел пешком. Сел отдохнуть на скамейку возле чьего-то дома (он и имя называл, но мне, в отличие от мамы и бабушки, оно ни о чем не говорило, потому и не запомнила). Выглянула симпатичная девушка – то ли внучка, то ли жена внука хозяина дома. Деда она знала, пригласила в дом, сама побежала в погреб за молоком."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Я захожу – а у них на иконах Татьянины рушники висят! Ну, я же ее руку знаю, и какие узоры она любила, помню, какими нитками она вышивала – эти ж нитки батя ей из Павловска привозил, когда на ярмарку ездил!.."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Дед тут же вышел из дома знакомых (с которыми до этого случая был, по крайней мере, в корректных отношениях) и, рыкнув что-то невнятное растерявшейся девушке, ушел отдыхать на других скамейках. А немного отдохнув, поспешил домой: увиденное всколыхнуло старые обиды, и теперь не терпелось поделиться – ведь не с веревки эти рушники сняли, а выгребли из сундуков, предварительно выгнав из дома хозяев. Да и не в куске отбеленного холста, расшитом красными и черными нитками, дело было, а в жестокости тех, кто, не особенно надрываясь, пришел за готовым, в сломанных судьбах родственников, в переживаниях старого отца, который умер, так и не дождавшись вестей от дочери и сына. Негодовал дед долго и не всегда цензурно."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Ну, ты же сам за эту власть воевал, - с ехидцей сказала бабушка. – Вот… завоевал – радуйся."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Так я дурак был! – дед за словом в карман не полез. – Что там я понимал? Пятнадцать годов было. Мне сказали: «Иди», я и пошел… За власть Советов. Ну, так отец меня за это потом, как я вернулся, кнутом высек и на тебе женил."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Правда, в другой раз, говоря о выволочке, устроенной отцом за участие в революции, дед в качестве орудия наказания назвал вожжи. Но единым было: высекли и женили…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "К судьбе дома Татьяны Ивановны в семейных разговорах возвращались еще дважды. Первый раз – в конце 80-х, когда государство начало выплачивать компенсации репрессированным и раскулаченным, а поскольку большинства из них уже нет в живых, то выплачивали их детям и внукам. Пытался получить такую компенсацию и внук Татьяны Ивановны: моя мама помогала ему собирать необходимые документы, многое должны были подтвердить свидетели – а для этого надо было знать, к кому именно обратиться. Закончилось ничем – как всегда, нашлись причины, чтобы с чистой совестью ничего не платить. А дом бабушки Тани уже в начале нового тысячелетия разобрали: начальную школу давно закрыли – стала не нужна: детей мало, все ходят в ближайшую девятилетку, жить в этом доме никто не будет – молодежь уезжает в Павловск или Верхний Мамон, а кирпич, из которого сложен дом, хороший, крепкий, лучше нового – пригодится на что-нибудь…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Не дожил Иван Тимофеевич Ушаков совсем немного и до других моментов, которые ему были бы неприятны: его большую семью разбросало по всей стране, а дети приняли новый, не всегда удачный для села уклад. Петр и Семен, видя, что происходит в Гнилуше и не желая повторить судьбу брата и сестры, посоветовались и решили вступить в колхоз (они даже оказались в числе первых), сдав практически все, что было необходимо для сельскохозяйственных работ. Еще один брат, Михаил, уехал поднимать колхоз в необжитых бурятских степях, да так и оставил семью за Читой, на станции Дарасу – сам он погиб во время Великой Отечественной войны. Дочь Дарья со своей семьей стала членом Казинской коммуны."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Немало испытаний готовил каждый год. Началась Великая Отечественная война. Мой дед Семен Иванович и его брат Михаил Иванович защищали Москву, причем, оба из коротких писем знали, что они находятся почти рядом и ждали победы: тогда и свидеться можно будет. Михаил погиб за день до того, как его подразделение соединилось с той частью, где служил Семен. Все, что досталось Семену – три выстрела в общих залпах над братской могилой, в которой похоронили и Михаила. А о встрече братья мечтали тринадцать лет…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"bold": true, "italic": true}, "string": "Продолжение следует"}], "attributes": []}], "selectedRange": [14524, 14543]}
Комментарии 0