08 авг 2022 · 11:39
{"document": [{"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Из книги "}, {"type": "string", "attributes": {"bold": true}, "string": "МЕМУАРЫ НЕВЗОШЕДШЕЙ «ЗВЕЗДЫ». Часть 1. ЖИЛИ-БЫЛИ ДЕДУШКИ И БАБУШКИ"}], "attributes": ["heading1"]}, {"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"caption": "Внучка неизвестной \"восточной княжны\" Анна Андреевна Ушакова, 1960-й год. Фото из семейного архива Цыбиных", "presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "бабушка анна.jpg", "filesize": 37483, "height": 525, "pic_id": 119773, "url": "https://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2022/08/08/%D0%B1%D0%B0%D0%B1%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B0_%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%B0_a5XTPYB.jpeg", "width": 327}}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {"bold": true, "href": "https://pabliko.ru/@elena120560/legenda_o_vozah_s_zolotom_i_ofitserskie_sapogi-35023/", "italic": true}, "string": "Начало"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Судьба Павла Никитовича Алехина трагична, как и судьба многих офицеров царской армии. В годы Первой мировой войны за мужество и доблесть он получил четыре Георгиевских креста, став полным Георгиевским кавалером, и именные серебряные шпагу и саблю, которые вручал Великий князь Михаил Александрович Романов на Западном фронте. После революции не уехал за границу, как многие его более разумные сослуживцы, выдержал проверку в Воронежской губчека, согласился сотрудничать с новыми властями (специалисты по строительству военных укреплений были в дефиците) – вроде начинало складываться удачно. Ему дали три дня, чтобы съездить за семьей. Заехав в Павловск, Павел Никитович велел жене собираться, а сам направился в Верхнюю Гнилушу за Анной, которой он планировал дать университетское образование (благо данные у девушки были)."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Бывший ординарец, а ныне член революционного совета, узнав о его приезде, кинулся в местную «чрезвычайку» - сообщить, что прибыл «эксплуататор». Я не знаю имени этого человека, поскольку в разговорах о Павле Никитовиче ординарца называли исключительно уличным прозвищем – Питюк. В начале Первой мировой он попал в часть, где служил мой прадед, при удобном случае подошел, поплакался на то, что дома семья, которая может остаться без него, кормильца. Павел Никитович решил помочь земляку – взял ординарцем. Теперь, выступая «главным обвинителем» против «угнетателя», он кричал:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Я три года на фронте ему сапоги чистил!"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "На что прадед ответил:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- Мои сапоги спасли тебя от передовой…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Тогда, в пять лет, я мысленно ужасалась: в нашей семье был человек, которому чистил сапоги другой человек! Сейчас, когда я рассказываю о нем знакомым или тем молодым родственникам, которые не знают эту историю, слушатели, как правило, перебивают меня на фразе ординарца «я три года сапоги чистил»:"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "- А какие проблемы? Трудно было сапоги чистить – шел бы в окопы. Плиз!"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Да уж, там Питюк несомненно увидел бы вещи пострашнее, чем офицерские сапоги и щетка с ваксой – снаряды, тиф, газовая атака на Ипре, «атака мертвецов» …"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "«Допрос» был коротким. Документ, гарантирующий неприкосновенность личности, впечатления не произвел: представителям местной власти оказалось не под силу прочитать даже «ЧК» и «ЧОН». Безоружного офицера после издевательств вывели из здания «революционного совета» в небольшой овражек неподалеку от кладбища. Отец Питюка пытался защитить Павла Никитовича, называл сына «христопродавцем», «Иудой», напоминал, что тот остался жив во время войны только благодаря должности ординарца (который, к слову, мог сидеть в какой-нибудь землянке, раздувая самовар в ожидании, когда вернется С ПЕРЕДОВОЙ «эксплуататор» -офицер), но члены ревкома, как принято говорить, «почувствовали запах крови». С криком «ломай белую кость!» Питюк схватил металлический прут и стал бить им связанного Павла. Отец Питюка, видя, что ничего сделать не может, побежал к двоюродному брату Павла Нике Алехину (этого человека в семейных разговорах называли только так, поэтому полного имени его не знаю – «Никита» его звали или «Николай» - Е. С.). Тот кинулся по соседям – просить помочь отбить брата у пьяной ватаги представителей новой власти. Но помощь запоздала – да и много ли времени надо, чтобы расправиться с человеком, который был лишен возможности защищаться. Добили выстрелами в упор. Одного из двух верхнегнилушанских Георгиевских кавалеров, которыми односельчане гордились, похоронили без подобающих почестей, почти тайком."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В этом здании потом была средняя школа (даже я сама там училась два года). И овражек, в котором убили моего прадеда, я тоже знала - в этом овражке в теплое время учебного года прятались сбежавшие с уроков пацаны..."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "На пришедший через неделю запрос Воронежской губчека, почему командир Красной Армии Алехин до сих пор не явился в распоряжение командования, из Верхней Гнилуши ответили, что Алехин П. Н. скоропостижно скончался от «антонова огня» (гангрены), который приключился в связи с открывшейся раной, жарой и болотными испарениями. Ложь членов ревкома не осталась секретом для односельчан, но что им возмущение простых людей! Нике Алехину, который сказал: «Я же сам его мозги подбирал!», выразительно показали дуло обреза. Серебряное офицерское оружие было изъято «в пользу трудового народа», в домах жены (точнее, вдовы), сестры и брата Павла Никитовича и подруги Анны Лели Василенковой начались обыски: искали несметные (те самые, что «возами везли») сокровища, которые должны были остаться от матери – кавказской дворянки. Чтобы не томить читателей, немного объясню. После смерти первой жены, отец Алехиных унаследовал ее приданое (пусть драгоценностей было не несколько возов, а одна вместительная шкатулка), кое-что он, конечно, выделил и детям на память о матери, но основная часть осталась у него. И эту «основную часть» после его смерти унаследовала вторая жена. Конечно, с новыми властями не спорили – чем-то из драгоценностей пришлось пожертвовать, чтобы сохранить остальные, и это удалось – возможно, направив искать остальные драгоценности у детей первой жены. Уже в 90-х годах мама с тетей говорили о навалившихся проблемах и «к слову» вспомнили родственников по линии Алехиных: зарплаты и пенсии небольшие, хозяйство не держат, и при этом у всех детей и внуков дома, квартиры и машины, живут безбедно – «наверное, прабабкины колечки до сих пор «сверкают». Так – ну, значит, так, никто и не пытался уговорить «поделиться» … А старшим детям той «восточной княжны» (не знаю ее настоящего титула) досталось по полной: мало того, что было отнято все, что можно было отнять, - их всю жизнь преследовала ненависть земляков. Людей, моментами едва не умирающих с голоду и ходивших в обносках, обвиняли в том, что они тут прибедняются, а где-то в огородах «кубышки» зарыты. Бабушка вспоминала, как и накануне, и после войны она приходила в сельпо, чтобы с полным правом получить ситец или сатин за сданные продукты, выстаивала длинную очередь, и как только она приближалась к прилавку, появлялся некий Акилай (уличное прозвище «торгового начальника», имени не знаю – Е. С.) и указывая на бабушку, говорил: «Вот этой не давать! Пусть носят, что в сундуках лежит. Советской власти враги народа не нужны, о других думать надо». И это несмотря на то, что главой семьи был потомственный крестьянин (хотя тоже «слишком богатый»), и у них было шестеро детей (самой маленькой на тот момент была моя мама – родилась в 1940 году). То, что было получено бабушкой в приданое, было перешито не по одному разу. Проблему с одеждой помогли решить уже после войны старшие дочери. Елена, учительница начальных классов, несмотря на полученное на фронте тяжелое ранение в голову, решила поехать на торфоразработки, где часть зарплаты выдавали непродовольственными товарами, тканями в том числе. Сказала жестко: «Мне в школу ходить не в чем. Не хочу, чтобы ученики смеялись, особенно председательские детки». Мама, хоть и была тогда маленькой, запомнила, как бабушка любовалась привезенными отрезами: не просто откидывала краешек свертка, чтобы увидеть лицевую сторону, а разворачивала отрез на всю длину, даже если это было несколько метров. Поистине по-купечески – «есть и ситец, и парча» (парчу заменял сатин). Вторая дочь, Мария, некоторое время работала на ткацкой фабрике (первым результатом трудовой деятельности была частичная потеря слуха), позже в ателье, где шили одежду и головные уборы для комсостава. Из лоскутков, которые автоматически шли на выброс, шила для младших сестренок кофточки, юбочки, платьица, даже однажды пальтишко из обрезков шинельного сукна «состряпала». Но про «бабкино богатство» народ не забывал. Последний раз бабушке о нем напомнили уже в 60-х годах, при мне. Мы с ней ходили в магазин, она купила какие-то продукты и, увидев, что возле другого магазина как-то оживленно, решила заглянуть и туда. «Выкинули» несколько тюков каких-то дешевых тканей, а поскольку всем вряд ли хватило бы (тем более бабушка была с ребенком, который уже устал, да и обед надо было готовить), в очередь она становиться не собиралась – к прилавку подошла только взглянуть на новый товар (любой женщине интересно!). Тут же поднялся страшный крик: снова кричали про зарытые «кубышки», «набитые сундуки», «папеньку», который «и для правнуков много чего оставил – и нечего тут»... Кое-кто высказал сожаление по поводу, что и «дворянский помет» не извели тогда же. Бабушка взяла меня за руку и вышла. Молча, с гордо поднятой головой и каменным лицом – манеры для деревни нетипичные. Это тоже привело в бешенство: мы еще долго слышали, как за спиной кричали про «спесь», «гонор», что «ваше благородие людей за людей не считает – даже слова в ответ сказать не хочет». После этого бабушка больше никуда не ходила вообще…"}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В годы войны был разобран и сожжен небольшой домик (бывшая «чайная»), принадлежавший сестре Павла Никитовича – Марии Никитичне. Она ненадолго отлучилась в соседний райцентр Калач к младшей дочери. Вернулась к куче глины, которой до погрома был обмазан дом. Соседи сказали, что дом разобрали на дрова солдаты. Зачем было жечь довольно крепкий дом, в котором можно было удобно разместиться тем же самым солдатам, непонятно, особенно в свете того, что рядом в лугу было полно поваленных бурями и половодьем деревьев, которыми в течение всей зимы топили все живущие по соседству. По всей видимости, кто-то, воспользовавшись отсутствием хозяйки, решил еще раз «проверить» дом на предмет «кубышки» более радикально, чтобы уж с гарантией. Представляю разочарование!.."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Пожив некоторое время в семье Анны, Мария Никитична снова уехала в Калач: у младшей дочери семья была меньше, а дом больше."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В середине 80-х годов дедушку и бабушку забрала в Воронеж младшая дочь. И дело было не только в том, что они стареют и слабеют: толчком к такому решению послужил непонятный, но очень неприятный визит неизвестного. Ночью бабушка услышала, что на чердаке кто-то ходит. Дед, у которого после контузии, со слухом были проблемы, ничего не услышав, отмахнулся - кот залез, ветер чем-то стучит... Утром в коридоре грохнуло: с чердака спрыгнул кто-то тяжелый. За ту минуту, пока дед одевался, визитер ушел, деду достались на обозрение распахнутая дверь (которую он с вечера запер на задвижку), летящий в сени снег и дорожка огромных следов, протянувшаяся через двор. Следы уходили за сарай, к огороду и лугу. Даже в сбежавшего зека не особенно верилось: слишком далеко и от трассы, и от окраины села - месить снег пять километров никому не захотелось бы. По всей видимости, кто-то решил на всякий случай еще раз пошарить - вдруг повезет."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Двоюродная сестра бабушки, Анисья Пантелеймоновна доживала свой век в доме престарелых (ее собственное решение – не хотела вносить даже небольшие сложности в семью дочери: сама в свое время намаялась в одиночку). Взяли ее туда не сразу. В ответ на ее слова о том, что она старая, дом рушится, дочь живет не с ней и сама еле концы с концами сводит (дело было уже в 90-х годах), недоверчиво спросили: «И что же – у вас вообще никаких средств? Только пенсия? И продать нечего?»..."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Легенда о возах с золотом продолжает жить."}], "attributes": []}], "selectedRange": [11059, 11059]}
Комментарии 0