Владимир Гиляровский

{"document": [{"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Событий и приключений в этой биографии хватит на три-четыре жизни — но Гиляровскому никогда не было достаточно. Он не умел сидеть на месте: срывался и куда-то мчался, где-то пропадал, а потом являлся с очередным сенсационным репортажем. Воевал, выступал в цирке, работал в театре, все знал, все видел, дружил и с разбойниками, и с поэтами-символистами. Сворачивал ложки штопором и сгибал кочергу. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "От таких баснословных героев обычно остаются только легенды — мол, были люди в наше время, богатыри, не вы. Гиляровский оставил нам куда больше. Он сам с удовольствием создавал о себе легенды — начиная с обстоятельств рождения: приписал себе два лишних года и придумал запорожских предков. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Два лишних года, вероятно, нужны были по причине излишней молодости: он сбежал из дома 15-летним, может быть, поэтому в его документах появился 1853 год рождения вместо 1855-го. А запорожские предки ему были совершенно необходимы по складу его души. Казачество это Гиляровский в себе культивировал, даже одевался казаком и носил особые усы, пышные и вислые; Репин писал с него казака для картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на памятнике Гоголю."}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Разумеется, дед такого человека просто обязан был быть «черноморским казаком», сыном запорожца, который «после разгрома Сечи в 1775 году Екатериной ушел на Кубань». Об этом Гиляровский пишет в автобиографической повести «Мои скитания». "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Там же он говорит, что отец его был помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева в Вологодской губернии; «черноморский казак» был управляющим, на дочери которого отец и женился. Вологодские краеведы, однако, выяснили, что отцом Гиляровского был канцелярский чиновник при приставе, а женился он на дочери калязинского мещанина. Но это, конечно, не очень эффектно. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Недаром Чехов говорил, что Гиляровский или на триста лет опоздал родиться, или на сто лет поторопился. Пожалуй, представить себе 60-летнего дядю Гиляя нашим современником почти невозможно, а вот где-нибудь в глубинах истории он прекрасно бы себя чувствовал: скакал бы на коне, рубился с турками или поляками, разбойничал бы в лесах. Его всю жизнь именно к этому и тянуло — к степному простору, к Волге, к таинственным «станицам», а проще говоря — разбойничьим шайкам. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Пожалуй, больше всего своими изгибами биографии он похож на Ивана Флягина, лесковского очарованного странника, однако нет в нем ни флягинской «очарованности», ни трагического надлома, ни духовных поисков — одна только любовь к жизни, буйное молодечество да та самая богатырская силушка, которая еще былинного Василия Буслаева распирала, заставляя чудить. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Впрочем, энергия Гиляровского обычно чудесным образом направлялась в мирное русло. Биографию свою он сам рассказал в красках, пересказывать неинтересно: любой пересказ сводится к перечислению, к череде глаголов, как в стихах для детей младшего школьного возраста. Может быть, он и был таким большим ребенком: минимум размышлений и поисков смысла жизни, максимум действия, приключений, подвигов. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "И взгляд на жизнь у него тоже был детский — открытый, принимающий, веселый. Он успел побывать на самом гадостном дне русской жизни, извозиться в нечеловеческой грязи, провонять трупной вонью в самом прямом смысле слова — и не спиться (пить мог стаканами и не пьянел), не сойти с ума, не озвереть, а сохранить жизнерадостное любопытство и любовь к жизни. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Некрасову одни только бурлацкие песни выматывали душу, Горький о том самом дне написал мучительную философскую драму, Леонид Андреев о войне написал жутчайший «Красный смех», а Гиляровский из огня, воды и медных труб вышел невредимым, здоровым и счастливым. И с таким аппетитом и удовольствием обо всем этом рассказал — вот хоть бросай все и иди в бурлаки, на Хитровку, в степные табунщики или пластуны. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Душевное здоровье у него было завидное: там, где нормальный русский писатель видел невообразимую, с ума сводящую бездну страдания, Гиляровский сохранял присутствие духа и чувство юмора. Даже когда он отправился добровольцем на русско-турецкую войну, то и война для него оказалась нестрашной: \"Переживания мог писать глубокий Гаршин, попавший прямо из столиц, из интеллигентной жизни в кровавую обстановку, а у меня, кажется, никаких особых переживаний и не было. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Служба в полку приучила меня к дисциплине, к солдатской обстановке, жизнь бурлацкая да бродяжная выбросила из моего лексикона слова: страх, ужас, страдание, усталость, а окружающие солдаты и казаки казались мне скромными институтками сравнительно с моими прежними товарищами. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "На войне для укрощения моего озорства было поле широкое. Мне повезло с места, и вышло так, что война для меня оказалась приятным препровождением времени, напоминавшим мне и детство, когда пропадал на охоте с Китаевым, и жизнь бродяжную «. Гаршин для него — столичный интеллигент. Молодой Чехов кажется Гиляровскому» слабым и хрупким\", а в Чехове было 182 сантиметра росту. Героями молодого Гиляровского, в чем он сам признается, были брутальный матрос Китаев и загадочный атаман Репка. Гиляровский постоянно гонится за новыми впечатлениями, за яркими ощущениями. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Жизнь его хаотична, лишена всякого планирования и подчинена сиюминутному желанию, импульсу, стремлению. Он говорит об этом — кисмет (турецк. «судьба». — Прим. авт.). Профессия репортера оказалась для него подходящей именно поэтому: каждый день в дорогу, каждый день непредсказуем, каждый несет новые приключения и новые встречи. Даже когда он был уже немолод, по городу на извозчике ездил без всякой цели: езжай прямо, теперь поверни налево, теперь направо... а вот теперь стой. Что-то случилось, что-то привлекло внимание... "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Михаил Чехов вспоминал, как Гиляровский повез его вечером на извозчике провожать на Сретенку, но велел сворачивать к вокзалу, на вокзале потащил на перрон, а с перрона втащил за руку в отправляющийся поезд и увез к себе на дачу на ночь глядя. Удивительно, что при таком душевном устройстве он ни разу не свернул на криминальную дорожку. В юности он порывался уйти с бурлаками в разбойничью «станицу», да помешала судьба-кисмет; арестантом был лишь случайно, да ушел, ударил жандарма в лицо кулаком — и это осталось без последствий... "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Судьба вмешивалась и иначе, когда приходилось бросать теплый дом, крышу над головой, хорошее место, только чтобы не попадаться на глаза кому-то из другой пьесы, другой жизни, тому, кто помнит нынешнего торговца лошадьми арестантом, нынешнего пожарного — юнкером... Он и жизнь так прожил — играя в разных пьесах то пожарного, то военного, то рабочего, то обитателя ночлежки... "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Среди его знакомых было немало преступивших черту закона — но сам он удерживался на этой опасной грани, никогда не заступая слишком далеко за черту. Исследовать криминальный мир ему было интереснее, чем обитать в нем; недаром во всех своих похождениях он брал себе псевдоним — представлялся Алешей Ивановым бурлакам и на белильном заводе, выступал в цирке как Алексис — чтобы не позорить фамилию. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Но, собственно, обо всем по порядку. Когда Володя был еще маленьким, семья его переехала из дикой лесной глуши в Вологду. Там, в Вологде, умерла от простуды его мать. Мальчику было 8 лет. Ничего, кроме имени матери и времени ее смерти, Гиляровский о ней не рассказывает. Об отце тоже говорит мало. Отец в его воспоминаниях всегда его поддерживает и о нем заботится. Отец был тоже чрезвычайно силен физически: когда мальчик научился сгибать монеты, отец разогнул монету и сказал, что за порчу монеты полагается каторга. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Однажды, уже взрослым, Гиляровский из чистого озорства завязал узлом кочергу, а отец сердито заметил, что нечего портить хорошие вещи, и кочергу развязал — похожая сцена есть в «Пестрой ленте» Конан Дойла, кстати. Тем не менее согнутые монеты, скрученные штопором чайные ложки и завязанные узлом кочережки стали визитной карточкой Гиляровского, а жена его замучилась докупать ложки взамен испорченных. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "В своих воспоминаниях Гиляровский гораздо больше внимания уделяет своему воспитателю, матросу Китаеву. На самом деле его звали Василием Юговым, и прозвище свое он получил потому, что побывал в Японии и Китае. О матери в «Моих скитаниях» — два упоминания, о матросе Китаеве — более тридцати. Вот какая нянька была у этого мальчика: \"Это был квадратный человек, как в ширину, так и вверх, с длинными, огромными обезьяньими ручищами и сутулый. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Ему было лет шестьдесят, но десяток мужиков с ним не мог сладить: он их брал, как котят, и отбрасывал от себя далеко, ругаясь неистово не то по-японски, не то по-китайски, что, впрочем, очень смахивало на некоторые и русские слова. Я смотрел на Китаева, как на сказочного богатыря, и он меня очень любил, обучал гимнастике, плаванию, лазанью по деревьям и некоторым невиданным тогда приемам, происхождение которых я постиг десятки лет спустя, узнав тайны джиу-джитсу\". Со временем, когда отец снова женился, мачеха и ее сестры пытались как-то воспитывать мальчика, но им это не особенно удалось: Володя пропускал мимо ушей их замечания и отчаянно безобразничал. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Среди особенно запоминающихся случаев его озорства — история с золоченой собакой. Он купил сусального золота и вызолотил старой собаке Жужу, которая принадлежала гостье-баронессе, «то, что обычно собакам не золотят». Собака прибежала к гостям и стала перед ними слизывать золото. Мальчика выпороли в старой беседке, причем одна из теток добавила к розгам крапивы. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Мстительный Володя разобрал крышу в этой беседке и вечером, когда тетка уединилась там с женихом-офицером, вывалил на них через дыру в крыше целую корзину наловленных лягушек. Примечательно в этой истории, пожалуй, то, что тетка и жених никому об этом не сказали — и что именно лягушки стали залогом их семейного счастья. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Гимназия, в которую отдали Гиляровского, была довольно передовой и либеральной по российским меркам. Мальчик учился неплохо, но ему совершенно не давалась математика, из-за которой он однажды остался на второй год. Впрочем, куда больше гимназии его интересовал местный театр и цирк; один из циркачей, «араб-кабил» (на самом деле русский), оказался его соседом и стал учить его цирковым трюкам вместе со своим сыном. Володя, от природы сильный и крепкий, да еще натренированный матросом Китаевым, учился этим премудростям куда лучше, чем сын «араба-кабила», но никому этого своего умения не показывал. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "string", "attributes": {}, "string": "Среда, в которой рос юный Гиляровский, была пропитана передовыми идеями; среди вологодских знакомых семьи было немало нигилистов и стриженых курсисток. Володю за его недюжинную силу прозвали «Никитушкой Ломовым»; подросток заинтересовался прозвищем, а затем книгой, из которой оно взято, — и сам написал, что именно под влиянием «Что делать?» Чернышевского бежал из дома в бурлаки. "}], "attributes": []}, {"text": [{"type": "attachment", "attributes": {"presentation": "gallery"}, "attachment": {"caption": "", "contentType": "image/jpeg", "filename": "vladimir-a-gilyarovskiy.jpg", "filesize": 115571, "height": 500, "pic_id": 941729, "url": "http://storage.yandexcloud.net/pabliko.files/article_cloud_image/2024/12/26/vladimir-a-gilyarovskiy.jpeg?X-Amz-Algorithm=AWS4-HMAC-SHA256&X-Amz-Credential=YCAJEsyjwo6hiq7G6SgeBEL-l%2F20241226%2Fru-central1%2Fs3%2Faws4_request&X-Amz-Date=20241226T101517Z&X-Amz-Expires=3600&X-Amz-SignedHeaders=host&X-Amz-Signature=1984cbc96eb005928b7de269aba2789117428fdf35e35839e40a858ecd5dc385", "width": 500}}], "attributes": []}], "selectedRange": [10646, 10646]}